Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

– Андрей! Приветствую!  Представим ситуацию, в которой вы, судя по всему, бываете часто, с удовольствием и по собственной воле. А именно – в полной отключке от мира, перерезав кабели,  выбросив телефоны и прочие гаджеты чрезмерной коммуникативности. Что через три дня нирваны вы поведаете миру? Желательно в поэтической форме…

– Вообще-то я в телефонной «отключке» практически не бываю. Хотя понимаю, что это паранойя, приобретенная за время руководства «Коммерсантом». Пять лет назад отпросился у «Гражданина Поэта» съездить с семьей в город Санта-Фе в штате Нью-Мексико в США. Там меня лошадь жахнула об железный забор, сломала 8 ребер, причем одно из них прокололо мне легкое. Так вот, лежа там в реанимации, по телефону руководил и написанием, и съемкой номера «20 лет – ни хрена нет», посвященного 20-летию победы над ГКЧП и их дешевым путчем.

Ну,  а если представить эту трехдневную нирвану и еще представить, что я с похмелья написал бы стихи, то вышло бы так:

За все, что ты мне дала, Россия,

Пошла ты в жопу.

Андрей Васильев

 

 – Вас все уже об этом спрашивали– и я спрошу. В нынешней ситуации в России требуется ли особая милость от властей – разрешение фиглярствовать? Или нет – ведь шуты во все времена ценились властью? За шута – не обижайтесь, твердый знак в название «КоммерсантЪ» позволяет поерничать…

– За шута я не обижаюсь: шут у нас – Миша Ефремов. А я отвечу вполне серьезно: разрешение нужно тому, кто спрашивает разрешения. Ни «Гражданин Поэт», ни «Господин Хороший» никогда ни у кого ничего не просили. Кроме гонораров.

– Выйдя на пенсию и переселясь в Юрмалу к прекрасным пляжам, соснам и морю – вы пришли в гармонию с самим собой, или вам удавалось гармонично свою личность сохранять и в редакторско-журналистские времена?

– У меня нет претензий к журналистско-редакторским временам. Не знаю как бывшие подчиненные, но я к своей личности журналистско-редакторской претензий не имею тоже. Другое дело, что в какой-то момент осознал: так долго, упорно и, надеюсь, эффективно трудиться меня заставляли Жадность и Бедность. Вот тогда я подсчитал на калькуляторе заработанное, прикинул, что до 120 лет жить не собираюсь и вышел на пенсию.

 

– Недавно поэт и музыкант Вася Обломов выпустил клип на песню «Во внутренней эмиграции» – клип,  в котором вы снялись в роли водителя–дальнобойщика, сурово-отреченного, завтракающего на газетных полосах «Коммерсанта». Где-то я вычитала такое описание: «лирический герой пытается дистанцироваться от окружающей действительности». Вы на все махнули рукой, убежали от всего или, наконец, просто зажили для себя? Хотя, судя по всему, и раньше жили для себя, но с действительностью общались чересчур плотно.

– Частично я на этот вопрос уже ответил. А что касается клипа, это вопрос к Васе. И песня, и сценарий, и режиссура – его. Моего там всего-то – харя и шоферский пиджак Yamamoto. У меня, конечно, были вопросы к автору по выбору актера. На хрен я тебе, Вася, сдался? Это я раньше был знаменитый, а теперь сбитый летчик: меня уж и не помнит никто. Но Вася все правильно рассчитал: журналисты-то помнят. А они как никто другой умеют запустить «говно в вентилятор». Короче, число заходов на ролик уже через неделю было довольно приличным. Для Обломова, конечно, а не для «Гражданина Поэта».

 

– Вы часто перечитывает Венечку Ерофеева? Чокаетесь с ним мысленно? Кухонные и вагонные посиделки продолжаете?

– Совсем не перечитываю, потому что знаю, по-моему, наизусть. Первый раз читал в 1979 году. Нам выдали самиздатовскую книжку на одну ночь, и наша компания – на кухне как раз – по очереди вслух ее читала. Первым чтецом, как сейчас помню, был Орлуша. Ну, мы еще под это дело портвейном баловались, ржали, как гиены, и к утру – спасибо соседям – оказались в ментовке. Хотя книжку дочитать успели. Вот. А кухонно-вагонные посиделки я ненавижу уже давно. Как наследие fuckenсовка.

 

– Человек – животное политическое, но уж точно не поэтическое. Тем не менее, Пушкин – наше всё, и поэты – первые граждане. Ритм поэзии позволяет ловчее достучаться до сердец и умов? Или в рифму лучше шутить получается?

– В рифму, конечно, проще. Ну, например, тема номера – Единая Европа. Какую рифму ждет зритель? Правильно! И вот когда он ее и получает, все довольны. Так сказать, секрет творческой кухни.

 

– Насколько советская стилистка, впитанная с газетами, и матерные частушки, впитанные с воздухом, повлияли на вербальную часть «Гражданина поэта»?

– Стилистика, как ни странно, была продиктована русской и советской классической поэзией. В совке ведь была «самая читающая публика», и это правда. Информации ведь не было ни хрена: ни музыки, ни фильмов нормальных, ни порнографии. Вот и приходилось книжки читать. И теперь эта эрудиция впитана нашей аудиторией с молоком матерей и с портвейном отцов. Поэтому поэтические прообразы наших номеров пипл, как говорится, хавает. И поэтому же в цивилизованных странах, где поэзия является игрушкой для избранных, наш проект никогда бы не проканал.

 

– Израиль, куда вы вскоре привезете «Гражданина поэта», славится полным отсутствием пропорций. Норм здесь нет – кроме, разве что, гигиенических. В политике и поэзии на нашей ближневосточной делянке правила и законы отсутствуют, что способствует бурлению идей. Первоначально, «Господин хороший» создавался в подобных условиях?

– Как раз нет. Изначально проект был придуман как жесткая схема, правила которой до сих пор нами неукоснительно соблюдаются. Другое дело, мы, конечно, не ожидали такого массового отклика. Сколько там на сегодняшний день миллионов заходов в «Гражданин Поэт» на русском youtube (около 25 миллионов – М.Х.)! Повезло, наверное, что к моменту выхода проекта власти так достали нормальных людей. Мы не раз в интервью признавались: «Кремль нас кормит».

– Вы – многостаночник (другие это красиво называют «человек эпохи Возрождения»). То есть журналист, редактор, продюсер, главный-человек-медиа-друг-олигархов. Вы снимались в кино, играли в театре, работали на телевидении, были советником Ходорковского. Называли себя «разгильдяем, но вне рабочего времени». Позвольте спросить вас красиво – вы поэт или футуролог?

– Я пенсионер. Если не готовлюсь к концерту, вообще не смотрю новости – даже в интернете. Тошнит. И поскольку в основном нахожусь «вне рабочего времени»… Ну, вы сами употребили характеристику.

 

 – Может ли журналистика быть не политической и не социальной, а культурно- развлекательной, или реноме культурных репортеров в нашу эпоху изначально подмочено пи-аром?

– Может. Я, например, в поздне-советское время работал в «Московских новостях» как раз, как вы выразились, «культурным репортером». И ничего себе не подмочил.

 

– Многие в наше время работают, не выходя из дома – по Интернету, что позволяет не иметь постоянного места жительства, что в свою очередь, меняет мировоззрение и отношение к профессии. Не означат ли, на ваш взгляд, постоянная динамика  излишнюю мелкую широту, в которую переходит глубина?

– Вообще-то я прессу давно не читаю – запретили врачи. Но мне кажется, глубина сейчас не пользуется читательским спросом. А журналист все-таки должен учитывать коньюнктуру. Как сказал когда-то Глеб Пьяных, сдавая в «Коммерсантъ» заметку про пятерых ментов, зверски убитых в ходе одной (видимо, мастерски подготовленной) операции: «Мы же должны развлечь читателя!».

– Журналист сродни лицедею. Вместо сцены у него лист бумаги или экран. Как распределяются роли в вашем спектакле? И не могу не спросить – А Быкова вы почему уволили?

– Ну, тут все просто. Лицедей на сцене – Ефремов. Орлуша сидит, все больше помалкивает и строчит, не сходя со сцены, экспромт по теме, заказанной залом в самом начале концерта, и в конце его читает. Это наш фирменный фокус. А я отвечаю за так называемые «подводки». Показываю и комментирую куски видеохроники, напоминаю информационный повод следующего номера. Получается, типа журналист.

А с Быковым – это получилась бы длинная и не очень интересная история. Если коротко, я уволил его за производственное блядство. Только не подумайте, что я против блядства. Но, только не на рабочем месте.

*********

Андрей Васильев – «юрийгагарин» – двигатель проекта «Гражданин поэт».  Многолетний руководитель Издательского Дома «Коммерсантъ». Ныне у него два подчиненных – «поэт и «гражданин». Андрей Васильев в 1977 году, будучи студентом, снялся в фильме «Когда я стану великаном», где играл школьник Миша Ефремов. Андрей сыграл плохого мальчика, Миша – хорошего. С тех пор дружба сохранилась.

С мнением Васильева, как медиа-менеджера, считались в Кремле и в олигархии. В свободное время он блистал в эпизодах театральных и кинопроектов. В том числе, в картине по Пелевину «Поколение Пи», в которой был одним из продюсеров. Он также сыграл роль «мента позорного» в картине Григория Константинопольского, где главные роли исполнили Михаил Ефремов и сын Андрея Макаревича Иван. В 2011 году Васильев покинул медийный бизнес и запустил проект «Гражданин поэт», в котором Дмитрий Быков (ученик Васильева еще со времен «Московского комсомольца») писал стихи на злобу дня, а Михаил Ефремов исполнял их в образах классиков. Сейчас Андрей Васильев живет в Юрмале, имеет израильское гражданство и нарушает все границы – идеологические, географические и информационные. Но не просит никакого убежища, предоставляя сам убежище поэтическое в продюсируемых им спектаклях, которые будут показаны в Израиле всего 4 раза в октябре 2016 года.

 

Михаил Ефремов, Андрей Васильев и Андрей Орлов. «Поэтическое убежище»

Тель-Авив, 26 октября 2016, среда, театр «Гешер» – зал «Нога», 20:00

Ашдод, 27 октября 2016, четверг, Центр сценических искусств, 20:00

Хайфа, 28 октября 2016, пятница, «Театрон ха-Цафон», 19:00

Тель-Авив, 29 октября 2016, суббота, зал «Бейт а-Хаяль», 19:00
Заказ билетов он-лайн на официальном сайте Restinter.com или по телефону 03-579-00-33.

Организаторы гастролей проекта в Израиле: продюсерский центр «юрийгагарин» и компания Rest International

Маша Хинич. Фотографии ©  Мариса Морканса   – из архива  Андрея Васильева