«Жизнь и судьба Василия Гроссмана», Семен Липкин / «Прощание», Анна Берзер
Есть несколько причин прочитать эту книгу, и я сейчас кратко попробую их сформулировать (хотя основная причина – личность самого Василия Гроссмана – и так ясна всем, кто умеет читать по-русски).
Причина первая – Семен Липкин. Блистательный российский поэт и переводчик, друг Эдуарда Багрицкого и знаток персидского языка, прошедший войну, обвиненный в прославлении сионизма (куда ж без этого), в 1979 году (вместе с женой Инной Лиснянской и Василием Аксеновым) вышедший из Союза писателей в знак протеста против исключения из него Виктора Ерофеева и Евгения Попова, участник «Метрополя», так вот Семен Липкин – человек, владеющий русским языком как мало кто во второй половине ХХ века. Читать его тексты – будь то воспоминания или ненавязчивое литературоведение – невероятное удовольствие. Липкин складывает слова в предложения так, как это делают поэты, – он подгоняет одно слово к другому, но не превращается в стилиста, а остается настоящим писателем, как бы пафосно это ни звучало. Его «Жизнь и судьба Василия Гроссмана» – это именно что воспоминания и ненавязчивое литературоведение. Липкин, долгие годы друживший с Гроссманом, тактично и, при этом, подробно рассказывает о своем друге – авторе великого романа «Жизнь и судьба», и о самом романе, и о том, что творилось вокруг этого романа и вокруг его автора, и, одновременно, Липкин пишет о литературе вообще, и о времени, и, конечно, о себе. И это – большая литература.
Причина вторая – «Прощание» Анны Берзер, вторая часть книги. Анна Берзер – литературный критик и, как писала о ней Людмила Петрушевская, «редактор и друг» Василия Гроссмана (и, отмечу, еще доброго десятка определивших русскую литературу второй половины ХХ века писателей – Юрия Домбровского, Виктора Некрасова, Георгия Владимова, Владимира Войновича, Фазиля Искандера, Александра Солженицына и других) – волею судеб стала свидетельницей разгрома, учиненного над романом «Жизнь и судьба» в последние, в буквальном смысле, дни жизни Сталина. «Прощание» – очень подробные, наполненные документами и бесценными стенограммами, и крайне беспощадные воспоминания об этом чудовищном времени. «Скромная женщина из редакции, – писали об Анне Берзер в связи с этой книгой, – находившаяся на самом простреливаемом плацдарме времени, оказалась тем пушкинским летописцем, благодаря которому ничто не укроется “от суда людского”…»
И, наконец, третья причина. Книга, о которой идет речь, вышла в московском издательстве «Книга» в 1990 году тиражом 100.000 экземпляров. Сто тысяч экземпляров, по рубль тридцать каждый. Судя по тому, что последние годы происходит (и, судя по всему, будет и дальше происходить) в стране Россия, эти сто тысяч экземпляров остались непрочитанными, как и многие другие книги, тоже изданные гигантскими, еще советскими, тиражами.
Вера Инбер, «Почти три года. Ленинградский дневник»
Вот цитата из блокадного дневника Веры Инбер, и одной ее достаточно для того, чтобы было понятно – эта книга, которую, конечно же, нужно читать. Без лишних слов.
«Странно поворачивается моя жизнь. Она как будто хочет меня возместить за то, что я так долго была в тени, что меня хвалили сквозь зубы. Я так долго была Сандрильоной в затрапезном фартучке у пишущей машинки. Мне так хотелось «на бал». Но там блистали другие. А теперь зовут на бал меня, и на какой бал!.. На мировой, в полном смысле этого слова. Выход в мировую печать – это ведь как раз то самое, о чем я мечтала. Это лоция для моей будущей книги.
Мне начинается казаться, что трудно, со скрипом, на тяжелых петлях открывается постепенно передо мною дверь в широкий мир. Пока еще это только щель, сквозь которую синеет море, золотится песок, слышен далекий смутный говор. Я хочу всего этого, я хочу видеть мир. Из всех жажд моих жажда путешествий осталась почти неутоленной. Я не могу считать поездок в Европу. Я была тогда слишком молода, очерчена тесным кругом маленьких суетных желаний. Я ничего не видела. А то, что видела, не сумела, не захотела описать.
<…>
Мои волосы цвета пепла. Это седая Сандрильона. И она хочет на бал. И, возможно, поедет.
Размечталась, как давно уже не мечтала. Позволила себе эту роскошь.
А завтра утром надо засесть за “Окно ТАСС”…
28 января 1943 года, вечер»
Книжный магазин «Бабель» (Yona HaNavi st., 46, Tel-Aviv)