Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Наум Ним, «Юби»

Безуспешно пытаясь несколько лет назад написать про предыдущий роман Наума Нима «Господи, сделай так…», я уже наталкивался на непреодолимое препятствие. Потому что, если начать про него писать то, что действительно думаешь, получается какая-то пошлость: ну, да, это светлый, пронизанный солнцем роман о белорусском детстве шестидесятых годов прошлого века, о четырех друзьях и об их взрослении, когда деревья были большими, а весь мир, казалось, лежит у ног, и удачу можно схватить за хвост, стоит только захотеть, и никаких при этом соплей. Еще пошлее было написать, что в судьбах этих четверых мальчишек, как в зеркале, отражается история страны. Все это было именно так – и оттого не легче. Сейчас, едва закончив читать «Юби», новую книгу Нима, у меня те же проблемы. Но я все же попробую.

Итак, 28 мая 1987 года, в День пограничных войск СССР, на Васильевском спуске, в Москве, приземлился 18-летний немецкий пилот Матиас Руст, который пролетел более тысячи километров и, нарушив государственную границу дышащего на ладан Советского Союза, достиг в буквальном смысле сердца страны на легком самолете. А за год до того (и через месяц после катастрофы на Чернобыльской АЭС) в интернате для детей с легочными заболеваниями, расположенном где-то в лесу под белорусским Богушевском (где, к слову, родился автор романа), случается день, который навсегда меняет судьбы обитателей этого закрытого (и забытого) мирка. Именно этот день, увиденный глазами четырех главных героев повествования, и есть роман «Юби» (с ударением на второй слог).

И вот теперь начинаются проблемы. Потому что по сути «Юби» – это книга о московском диссиденте Льве Ильиче, который, спасаясь от неминуемого ареста, бежит в Белоруссию, но и здесь его достает всевидящее око КГБ. Но проблема в том, что «Юби» – это совсем не про «диссиду», и уж тем более не про КГБ. Со свойственным ему юмором, Наум Ним остроумно и тонко описывает жизнь интерната (похожего на детский дом) и его обитателей, их повседневные разговоры, заботы, сомнения и рассуждения о судьбах катящейся в тартарары родины. То есть, они еще не знают, что их родина катится в тартарары – о перестройке едва заговорили в далекой Москве, до Богушевска плохим радиосигналом через сломанный приемник только докатываются какие-то непонятные новости. Так что люди здесь продолжают жить слухами, сплетнями и собственными заботами – как выпить, не сходя с рабочего места; как не разозлить засланного чекиста, так неумело шифрующегося под учителя физкультуры; как найти припрятанные у приехавшего из самой Москвы еврея-интеллигента сокровища, скопленные после продажи кусочка родины; как скопить денег на пластическую операцию после тяжелейшего ранения в Афганистане; как, наконец, остаться человеком… Перечитываю сейчас написанное самим собой и задаюсь вопросом – стал бы я читать книгу после такого описания? Не знаю. Любые мои попытки рассказать об этой книге наталкиваются на неумение сказать о ней так, чтобы не произнести никаких пошлостей. Потому что – чего-чего, а пошлости у Нима нет ни грамма. Увлекательный сюжет, блестящая игра с языком (с языками), тончайшие наблюдения и замечания, взгляд документалиста, который с нескрываемой любовью наблюдает за копошащейся вокруг действительностью, тщательно выписанные яркие характеры, – всего этого у Нима столько, что хватило бы на дюжину современных писателей, а вот пошлости – ни на грамм.

Вообще, если задуматься, ранние восьмидесятые были уже временем победившего абсурда – сначала один похожий на пародию на самого себя вождь завершил свой земной путь, затем два других с телеграфной скоростью отправились следом, а потом следующий стал вдруг проговаривать важные, казалось бы, вещи, но – полушепотом, непонятно, неуверенно, потому что – страна-то большая, и что с ней делать – совершенно непонятно. Народ к этому времени потерял всяческое доверие к расшатавшейся власти, смертно пил и во весь голос рассказывал анекдоты, за которые полвека назад ставили к стенке. Вроде, смех, да и только – и все это на фоне Чернобыля, Афганистана и продолжающихся репрессий инакомыслящих – время, конечно, было вегетарианским, не сравнить с недавним прошлым, но сажать не переставали – вон, и автор «Юби» Наум Ним был арестован как раз в начале 1985-го и был осужден на два с половиной года колонии общего режима за «распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Морок только кажется карикатурным. И остроумный, даже иногда веселый и уж точно легкий (во всяком случае, так кажется) роман «Юби» заканчивается невыдуманным, неожиданным (но все же ожидаемым) кошмаром.

Судьбы героев книги меняются до неузнаваемости – а мир, катящийся в тартарары, остается на своем месте. Он ведь так и не изменился с тех пор, этот мир. И именно об этом мире – вернее, об одном мгновении его существования, – и написал свою книгу большой писатель, наш современник Наум Ним.

Одна из лучших написанных на русском языке книг, что мне доводилось читать за последнее время, если коротко.

/ фото Иэна Берри (Великобритания) /

Книжный магазин «Бабель» (Yona HaNavi st., 46, Tel-Aviv)