Елена Нестерова, «Товарищество передвижников»
Передвижники – самые скучные художники на свете. Бурлаки, мишки, боярыни, вот это все. С детства въевшиеся в подкорку картинки, безжизненные, неэмоциональные, неинтересные, они еще со школьной скамьи не вызывают ничего, кроме зевоты и воспоминаний о дурацких книжных обложках, дурацких конфетных фантиках, дурацких экскурсиях в дурацкие музеи. Вчера я, не отрываясь, прочитал книжку искусствоведа Елены Нестеровой «Товарищество передвижников», и теперь очень жалею, что в свое время мне не рассказывали об этих парнях именно так – возможно, я бы их и не полюбил, но смотрел бы на них совершенно иначе.
Я, конечно, понимаю, что многие об этом и так знают, но… никогда не задумывался, что появление передвижников было бунтом против академического искусства – они были той самой молодой шпаной, которая, как это принято в искусстве, должна была смести с лица земли предыдущее поколение. Ну, хорошо, не шпаной, а разночинцами, интеллигентами в первом поколении – не велика разница. Они ведь именно что бунтовали – против застоя в искусстве, против элитарности, они хотели быть ближе к народу, чтобы народ увидел их картинки – и, может быть, даже что-то купил. Они решили быть проще – отсюда и появились все эти мишки, бурлаки, рынки и охотники. Грянули они заметно – рецензию на первую выставку написал авторитетный искусствовед Михаил Салтыков-Щедрин: «Искусство перестает быть секретом, перестает отличать званых от незваных, всех призывает и за всех признает право судить о совершенных им подвигах». Другой вопрос, что за годы существования передвижники из революционеров превратились в самую настоящую реакцию – картины начали продаваться, и художники в буквальном смысле стали заложниками массового вкуса, правда, кажется, не очень от этого страдая. К тому же, передвижничество существовало более пятидесяти лет – слишком долго для художественного течения: те, кто начинал эту заваруху, умерли, а новеньким было не до академистов, время менялось слишком быстро. Но ведь были и свои герои, и свои скандалы, и поразительные пересечения с современной им литературой и даже с текстами из будущего – не зря же «Неизвестную» Крамского в народе упорно называют «Незнакомкой», хотя стихотворение Блока было написано через двадцать три года после появления картины. Или, например, совершенно прекрасные высказывания – не могу найти цитату, но точно помню, что один художник говорил ученикам: вы идете через лес, между деревьев, ночь, темно, ничего не видно, и вдруг молния пронизывает ночную мглу и на мгновение освещает все вокруг – именно это мгновение и нужно рисовать, это и есть импрессионизм.
Ну, и я даже не мог представить, что последняя передвижническая выставка состоялась в 1923 году, а среди представленных работ были картины с поразительными названиями: «Голодные жены рабочих, взяв с собой детей, атаковали завод с требованием работы для своих мужей», «Революционер с револьвером защищает горящие документы от ломящегося к нему обыска», «Пришла смерть в тюрьму задавить рабочего, и он вступил с ней в борьбу» – кажется, передвижники, сами того не ведая, породили не только советский реалистов и последовавших за ними соцреалистов, но и соц-арт. А картина Репина «Быдло империализма» (1917) – не ждали?
Это, короче, совершенно необходимая в хозяйстве книга, и я уверен, что вы о ней не знали – так вот знайте!
Книжный магазин «Бабель» (Yona HaNavi st., 46, Tel-Aviv)