«Бабель» рекомендует: путешествие за живой и мертвой водой

By Zenya Kogan

Posted on 07.06.2019

Александр Воронский, «За живой и мертвой водой»

Только что дочитал «За живой и мертвой водой» Александра Воронского – выдающуюся книгу, которую нужно читать всем, и которая издана тиражом 400 экземпляров.

Воронский – важнейшая фигура для ранней советской литературы, которую он – в том числе, он – и создал. С 1921-го по 1927 год он был главным редактором «Красной нови» – первого советского литературного журнала, и создателем литературной группы «Перевал» (Платонов, Пришвин, Багрицкий, Кедрин, Светлов, Артем Веселый и другие), которая пыталась – к сожалению, безуспешно – бороться с РАППом. В «Красной нови» печатались Бабель, Веселый, Пильняк – к слову, Пильняк посвятил «Повесть непогашенной луны» Воронскому (а Есенин посвятил Вронскому поэму «Анна Снегина»), продолжать можно бесконечно.

Воронский – сын священника и семинарист, член партии большевиков с 1904 года, подпольщик, близко знавший Ленина, Каменева, Зиновьева, Орджоникидзе, Марию Ульянову, – в 1923 году, естественно, примкнул к левой оппозиции, за что в 1927-м был исключен из партии и сослан в Липецк, где написал автобиографическую книгу «За живой и мертвой водой», и это – уникальная во многих отношениях книга.

Она, например, уникальна, как уникальны любые мемуары первых большевиков – их, по сути, практически нет, потому что большинство первых большевиков не дожили до возраста, когда пишут мемуары, или боялись, или не обладали литературным талантом. Воронский, чей литературный талант бесспорен, подробно рассказывает о времени, которое началось с почти детского бунта в семинарии и закончилось в 1912 году, после пражской конференции РСДРП(б) и ареста. Причем описывает иронично, тактично и увлекательно – пожалуй, книгу можно читать не как (уникальный, да) документ, но как приключенческий, авантюрный роман, в котором есть слежка, филеры, конспирация, явочные квартиры, пароли, предательства и допросы. Варлам Шаламов называл эту книгу катехизисом подпольщика, где читающий мог научиться элементарным правилам конспирации, поведению на допросах». Причем, Воронский пользуется совершенно литературным приемом, не свойственным мемуарной литературе, – он разделяет главного героя (себя) на человека, от лица которого идет повествование, и его друга Валентина, в уста которого вкладывает основные идеологические слова, и, тем самым, остается именно рассказчиком, бытописателем. Вронский, к тому же, рисует поразительные портреты людей, его окружавших – среди них много знакомых нам фамилий, но много и тех, о ком мы слышим впервые, но все они в буквальном смысле оживают, потому что важны для автора ничуть не меньше, чем, скажем, Ленин или Каменев. К слову, в последней главе, в которой идет речь о пражской конференции, Воронский пишет о Ленине так, как никто никогда не писал – я не буду цитировать, чтобы не лишать вас удовольствия, но, поверьте, это упоительное чтение.

Меня еще поразило то, что Воронский, который с помощью «Красной нови» пропагандировал литературные эксперименты, который в буквальном смысле выращивал новую великую литературу, в собственной книге остается едва ли не консерватором – это совсем не похоже на раннюю советскую прозу, Воронский пользуется по-хорошему старым литературным языком, не боясь показаться консерватором. Тот же Шаламов писал, что эта книга – «наша живая юношеская классика, где мы учили каждый абзац, каждый сюжетный поворот, каждый образ, учились воспитывать в себе единство слова и дела».

Я, действительно, не могу найти аналогов этой книге – при том, что я читал очень многое из того времени (я, по сути, практически больше ничего не читаю).

Это не только (и не столько) живая и правдивая история революционного подполья, это не только (и не столько) остроумный рассказ о России нулевых годов прошлого века, и уж, конечно, это совсем не сборник мемуарных анекдотов – это на самом деле большая литература.

И, чтобы как-то завершить этот текст, скажу лишь, что Александр Воронский был расстрелян 13 августа 1937 года, его прах похоронен на Донском кладбище в яме, которая называется общей могилой невостребованных прахов – на том же кладбище в такой же яме похоронены Бабель, Мейерхольд, Якир, Блюхер и еще несколько тысяч расстрелянных. И еще повторюсь, если вы не поняли – книга «За живой и мертвой водой» издана тиражом 400 экземпляров.

Книжный магазин «Бабель» (Yona HaNavi st., 46, Tel-Aviv)