“Парабеллум”, Лев Повзнер
Лев Повзнер родился в 1939 году, рисовать начал где-то в конце 1960-х. Дружил в Владимиром Яковлевым и представителями «Лианозовской школы», причем как с художниками, так и с поэтами. Сейчас его работы находятся в Третьяковке, в Московском музее современного искусства, в музеях разных стран и частных коллекциях. Сам Повзнер живет в Москве и продолжает писать свои удивительные работы, от которых невозможно оторваться. А три года назад Лев Александрович вдруг начал писать стихи.
«Как это со мной случилось? Ну, бывает же, что художники пишут стихи, и бывает, что поэты рисуют. И они не теряют своей идентичности. А моя идентичность сразу раскололась пополам, вся идентичность предыдущей пятидесятилетней биографии художника раздвоилась. И теперь я уже не могу предпочесть что-то одно…» – рассказывал он нам, сидя на своей маленькой кухне. А потом начал читать стихи – артистично, эмоционально, не похоже ни на кого.
– Поцелуйчики мои, где вы, дорогие?
Вы рассыпались по жизни, как пшено, как рис,
Как манная крупа и даже как мука.
Много было вас, родные.
А пощечинки мои, где вы, дорогие?
Нет, не те, что получал; те, что сам кому-то слал.
Было меньше вас, родные.
Сколько быть могло вас? Три? Нет, конечно.
Тридцать три? Ближе к истине, конечно.
А ударчики мои, где вы, дорогие?
(Не считая тех, что в зале)
Что на улице, в подъезде. Вы, как птички, вылетали.
Много было вас, родные. Вы и ручку мне ломали.
Вы мне правую ломали. Не сержусь на вас, родные.
А ударчики ногой? Все же меньше. Все же реже.
Вы к экзотике поближе, чем ударчики рукой.
А ударчик головой? Был один – туда поближе.
Был один, давно. И что же?
Хорошо, что хоть один.
– А укусы? Ты забыл? Ведь же были и укусы.
– Были разные укусы. Были в разные эпохи.
Были детские укусы. Были взрослые укусы.
Ведь они не так уж плохи,
Каждый – сын своей эпохи.
Стихи Повзнера не похожи ни на какие другие стихи (точно так же, как и его манера чтения не похожа ни на чью другую). Каким-то непостижимым образом этот немолодой начинающий (для поэзии три года – срок?) поэт, впитав в себя все слышанное и читанное ранее (кажется, ничто в литературе не существует без контекста, а Повзнер очень много читает и очень много слышал – он дружил с Всеволодом Некрасовым, с Игорем Холиным и другими великими), три года не останавливаясь пишет удивительные тексты с необыкновенным рифмами и смыслами. Вдруг оказалось, что у поэта Повзнера есть тонкое и очень точное чувство слова, вернее – звука, звуков. Возможно, это называется слух.
Вот, например, стихотворение, посвященное его другу Владимиру Яковлеву – невероятному художнику, который рисовал портреты цветов:
Уймитесь волненья по поводу мненья.
И страсти по поводу власти.
Я страшен. В руке томагавк
В виде кисти синтетик.
Погибни эстетик во мне.
Пробудись, шизофреник.
Я знаю, ты где-то во тьме.
Иди, шизофреник, ко мне.
Когда голова опускается в ребра,
А глаз уплывает, как вобла;
Когда ты выходишь из тела вовне
И смотришь на ДЕЛО извне.
А дело обычно идет из средины
И движется к краю картины;
И выйти стремится за край.
Из центра, спиралью, не чувствуя край.
И цвет отвратительно чуден;
И люди идут головою вперед.
Вот Яков идет в тень бараков.
Он мне говорил: мне бы девочку, я б натворил.
Он мне говорил: на втором этаже
Лежат Мама с Папой.
Он выкашлял сына.
Его поселил на втором этаже
Рядом с Папой.
Он делал цветы – неглиже.
И вот, на втором этаже
Я иду вдоль бараков.
И Яков – встречает уже.
«Эмоционально я переживаю свои стихи в двух случаях – или когда я их читаю самому себе, или когда я их читаю кому-нибудь, – говорит Повзнер. – Выступление – это максимум того, что я могу извлечь в виде эмоциональной компенсации за стихи. В живописи ты сделал хорошую вещь – и испытываешь счастье. В стихах не то…» Да простят меня придумавшие буквенную радиостанцию «Голос Омара», но я снова пишу про «несуществующую» книжку. Вернее, эта книжка есть – Лев Повзнер издал ее сам, и теперь дарит своим друзьями и знакомым. Но не рассказать вам об этом поэте невозможно, поэтому – да, формально мой сегодняшний эфир посвящен книге «Парабеллум» (с ударением на «у»). И еще тому, что, дай Бог, очень скоро мы сделаем поэтический вечер Льва Повзнера, второй в его жизни, – следите за нашими объявлениями.
Гагара в муках родила
Яйцо детей своих.
А перед этим долго
Ела рыбу лет своих.
Родив яйцо, она черты лица
Оборотила на гагарина-самца,
Отца детей своих.
Гагарин был в поту.
В поту лица он ел свой хлеб.
Он съесть хотел яйцо детей своих,
Хоть знал, что это грех.
Гагара это поняла
И руки и черты лица
Простерла на пути гагарина-самца,
Желая отвратить набег.
Гагарин съел яйцо и тем пресек
Свой род и род детей своих.
Вы ропщете. Но разве сами
Вы не кусали детей чужих-своих?
Вы не искали шелк у них
На голове под волосами?
В коварном лепете речей своих
Не прокляты пред небесами
На склоне лет своих
Вы сами?
Книжный магазин «Бабель» (Yona HaNavi st., 46, Tel-Aviv)