Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Памяти Виктора Ширали

Поэт Виктор Ширали («У вас в каждом ауле князь», – шутил Ширали про отца в 1970-е) был одним из лидеров ленинградского андерграунда (хотя сам он, по его словам, это слово не любил – ему больше по душе было слово «авангард») или так называемой «второй культуры». Он – из поколения Виктора Кривулина и Елены Шварц, немного младше (буквально, пять-шесть лет) Бродского и Аронзона, два раза припадал к руке Анны Андреевны – один раз, когда та была жива, второй раз на панихиде, он дружил с Довлатовым, Топоровым и Вознесенским, ну, и так далее. Ширали – поэт. Однажды они читали вместе с Аронзоном и Бродским. После чтения каждый высказывался. «Бродский снисходительно похвалил меня, про Аронзона сказал, что писал он так лет шесть назад. Я сказал, что стихи Аронзона мне понравились, а Бродского показались скучны. А мудрый Леня: “Ребята, мы все отменно пишем”…»

Чуть больше года назад он ушел, а я все пытаюсь как-то обозначить, проговорить, что было в его поэзии. И вот мне пришло в голову, что он умудрился соединить какой-то прямо вот пушкинский лиризм с… пьяным бормотанием. Мне кажется, что если принять, будто многие ленинградские поэты из «второй культуры» наследовали разным традициям всякого русского авангарда, то Ширали наследует традиции Олейникова – это я очень условно говорю, конечно, на уровне собственных ощущений. Большинство текстов Ширали посвящены женщинам, вернее – Женщине, какое бы имя она не носила, к какому бы социальному кругу не принадлежала, какую бы роль не исполняла в жизни Ширали. И Ширали следует за этой Женщиной, чтобы объясниться ей в любви или, наоборот, сказать все, что он о ней – не дала! – думает. И вот он, пьющий человек, порой сбивается на то самое пьяное бормотание, но внутри все равно несет высокий пушкинский слог, и этот слог нет-нет, да и прорывается. У Олейникова, понятно, все иначе – и все же. Получается такой Олейников – завсегдатай «Сайгона». Как-то так, если коротко.

 

***

Как ночь бела…
Белей лица во тьме.
Не видно губ, где распустился смех.
Лишь розовое ушко светит сбоку,
Затейливей, чем русское барокко.
В неясном Петропавловском соборе
Куранты бьют зарю.
Ночь вытекает в море.
И золоченый ангел на шпицу
Подносит солнце к влажному лицу

 

***

Ученики завидуют Христу

Пройдут года и станутся апостолами

Какой-то Бог, бродяга и хлестун

Ладонями, как пятаками, по столу.

Довольно: поюродствовал и баста!

Тебе бы только шляться по шоссе

Давно никто не верит твоим басням

Живи, как все.

Иисус сидел, глазами мысли удил

И проворачивая слов педаль,

Сказал, как выхаркал, Иуде

– Предал!

Сказал, встал, вышел, улыбнулся в темень,

За стенками апостолы гогочут.

Чесалося завшивевшее темя

И думалось – близка Голгофа.

 

***

Когда меня постигнет немота
Когда я эхом горю не сумею
Вот это будет смерть
И сволота
Скучкуется
За упокой посмеет.

Книжный магазин «Бабель» (Yona HaNavi st., 46, Tel-Aviv)