Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Верхнее фото: Boyan   © Efrst Lozanov

Боян – это имя, но может быть и фамилия. Боян любит пошутить и напустить таинственности, слегка пофиглярничать, понасмешничать и противоречить самому себя. Он – человек серьезный, но видно в детстве хотел быть лицедеем, на деле – борцом самбо. Так что некая шутка чувствуется даже в его серьезных работах-парафразах на выставке «Шедевры» в музее «Мишкан ле-Оманут» в кибуце Эйн-Харод, которая и стала поводом для нашего разговора, хотя работы Бояна я знала давно – и по выставкам в различных израильских галереях и по раскрашенным грузовикам. Был такой проект «art на колесах», когда художники раскрашивали грузовики…
Боян вдребезги разбивает образы культурных героев и одновременно их очень почитает. Ему присущ критический взгляд на героизм, на шедевры и искусство. Он любит не просто подшутить, но и «переодеть» картину в духе карнавальных метаморфоз. Боян рисует главы истории искусства, обряжая их в необычные формы. Плотные и насыщенные картины Бояна пронизаны абсурдом. Благодаря его декадентской и в чем-то лихорадочной живописи, его работы сочетают заимствованные и вымышленные сюжеты, изобилуя отсылками к кинематографическим, литературным и историческим культурным героям и объектам. Вдохновленный стилями живописи разных периодов и намекая на искусствоведческую иконографию, Боян отображает и исследует живопись как средство экзистенциальной борьбы против самих институтов, ответственных за механизмы социальной и культурной регуляции, между пафосом и патетичностью, для того, чтобы устроить шоу из его «параллельной вселенной».

Об этом мы и беседуем. Как и о многом другом.

– Я немного даже говорю по-русски, совсем немножко.
Так начинается наш разговор.

 – Я так и предполагала, зная, что ты родом из Болгарии. Что связывает тебя с Россией, помимо того что ты обожаешь тельняшки?
– Пожалуй, еще и то, что я люблю Репина. Однажды мне в руки попала книга 1970-х годов, эрмитажное издание с картинами Репина и Шишкина. Качество репродукций в этой книге было потрясающим. Надо сказать, что для работ это чрезвычайно, критически важно. Но приобретать каталог после выставки необязательно, гораздо важнее, что остается у тебя в памяти после общения с искусством. Остается ощущение. Картины, образы – это то, что мы помним. Память и ощущения гораздо важнее, чем репродукции в альбомах.

– Ты репатриировался в Израиль в возрасте 21 года из Болгарии, в 1997-м году. А как случилось, что ты попал в такое «жесткое» время, каким был «Бецалель» в конце 1990-х годов с таким твоим тонким мироощущением?
– Учеба в «Бецалеле» – это было самое-самое-самое потрясающее, что произошло со мной в жизни. Мне позволяли делать всё, что я хочу. Это было просто потрясающе. До сих пор я понимаю, что, не учись я в «Бецалеле», я бы не пришел к тому, к чему пришел. Я всему там научился: ведь я пришел в живопись из спорта, а не из искусства. Я занимался «русским» спортом – самбо, и не просто занимался, а был членом сборной, а в 1989 году участвовал в… как они назывались – «Всесоюзные сборы»? Всю юность я занимался спортом, и он был для меня самым важным. Искусство никогда меня не интересовало.

– Так как же ты к нему пришел? Увидев альбом из Эрмитажа?
– Нет, это было как раз ужасно скучно. Все эти пейзажи, поля, передвижники. А искусством я начал интересоваться после того, как увидел фильм «Любовь – это дьявол» о Фрэнсисе Бэконе. Хотя фильм этот был больше не об искусстве, а об отношениях Бэкона с его возлюбленными, и о том, как эти отношения вдохновляли его на создание картин, о жизни в барах и саморазрушении. Я случайно увидел этот фильм, услышав рекламу по радио, когда уже приехал в Израиль.
Мыслей учиться в «Бецалеле» тогда у меня не было и в помине. Я никогда раньше и не рисовал. Но я услышал по радио рекламу этого фильма, мне стало любопытно и я на него пошел в «Бейт Ционей Америка», и вышел после этого фильма завороженный образом художника. Я понимал тогда, что у меня нет ни намерения, ни терпения поступать в университет, и вдруг этот фильм, и герой, жизнь которого мне так подходила – алкоголь, ночная жизнь, бары, драки, женщины – у него были мужчины, но какая разница? И я сказал себе – хочу быть художником!
И через три года после репатриации я подал документы в «Бецалель».

– А что ты делал до этого?
– Фланировал! Тель-Авив, пляжи, крутился по набережной, по всем пабам, подрабатывал официантом. Тогда, в 1999 году, в здании «Бейт Ха-Опера» на набережной был книжный магазин «Стеймацкий», сейчас его уже там нет. Я нашел там альбом Фрэнсиса Бэкона и, открыв его, сразу увидел картину «Три этюда к фигурам у подножия распятия». Думаю, эта был тот самый момент, когда я испытал самое большое в своей жизни потрясение. До этого я никогда такого не чувствовал, это было как… как встретить инопланетянина. И я себе тогда сказал – если это искусство, то я тоже хочу им заниматься. И тотчас пошел и купил краски в магазине на улице Яркон, который был на углу, прямо напротив «Бейт Ха-Опера». И начал немного рисовать. Подружка дала мне холсты, я нарисовал 10 небольших картин. И эти первые 10 картин в своей жизни я принес в «Бецалель», не имея даже понятия, куда пришел. Просто поспрашивал, друзья мне сказали – «Бецалель»: я поехал в Иерусалим, оставил там папку своих работ и ушел. И меня позвали на собеседование, где я увидел много других работ – огромных, не то, что мои маленькие картины, и тут я понял, что академия – наверное, серьезное место.

– Да, серьезное. Когда получилось начать соответствовать?
– Когда меня приняли в «Бецалель», первый год я вообще не понимал, где нахожусь, чего от меня хотят. Считал себя слишком умным, слишком талантливым… Второй год примерно то же самое. А потом начал задавать себе вопрос – я остаюсь или ухожу? Я не учился, а сопротивлялся. И тогда решил, что, если не ухожу, то должен хотя бы послушать, что говорят педагоги и начал слушать. Мне повезло с учителями – Нахумом Теветом и Яковом Мишори. Они были двумя противоположностями, но оба дали мне очень много, объяснив, что такое быть художником, и что дорога к живописи очень длинная. Они направляли постепенно и, в конце концов, я понял, чего хочу, что люблю. Я получал огромную поддержку, свободно себя ощущая в стенах «Бецалеля», где провел четыре года, и все эти четыре года только рисовал.

– А после этого отправился в Нью-Йорк?
– Нью -Йорк – это был совершенно другой опыт, нежели учеба в Иерусалиме. Там я познакомился с серьезными художниками, но чувствовал, что в Америке не говорят всей правды. Всегда скажут что-то хорошее о твоей картине. В «Бецалеле» всё было просто – тебе прямо говорят, что ты рисуешь дерьмово, но ты идешь дальше. А там студенты обижаются, американцы ведь другой народ. Я же – человек прямой, требовал, чтобы мне говорили то, что думают на самом деле: я для этого и приехал – послушать, что обо мне думают. Но, вместе с тем, просто быть студентом, изучающим искусство в Нью-Йорке в то время было потрясающе. Потом я вернулся в Израиль, закончил учебу и начал сотрудничать с различными галереями.

– Ты зарабатывал на жизнь искусством, уже не в пабах?

– Только искусством я и зарабатывал. Искусством нужно заниматься 24 часа в сутки. Искусство – это часть меня. Когда мне задают дурацкий вопрос – зачем ты рисуешь? – я отвечаю, что рисование приносит мне невыразимое, огромное удовольствие. Я всегда относился к искусству так, как относился когда-то к спорту. И в той, и в другой области в какой-то момент ты достигаешь некой вершины, точки концентрации, когда начинаешь действовать только в соответствии со своими инстинктами, ощущениями, вообще не заботясь о том «правильно» ли это или нет.

– Я, признаюсь, терпеть не могу спорт. Но, насколько я знаю, гормон счастья вырабатывается при занятиях спортом в результате физических усилий, а при занятиях искусством – в результате работы мозга.
– В спорте то же самое. Есть виды спорта, где ты можешь достичь высоких результатов только «работая головой». Я думаю, что родился, чтобы быть спортсменом, а не художником и начал заниматься искусством, потому что больше не мог заниматься спортом. Иначе бы остался спортсменом. Но и в спорте, и в искусстве я переживал те особые моменты, когда ты будто смотришь на себя со стороны. Иногда ты оглядываешься на то, что ты нарисовал и понимаешь, что все это «неправильно», но вместе с тем, что-то в этом есть очень правильное, и надо продолжать работать.

– На нынешней выставке «Шедевры» в музее Эйн-Харод, твои работы – это трибьют великим мастерам прошлого:  Эль Греко, Дюрер, Рубенс, Веласкес, Лоренцо Лотто, Эль Греко, Ван Гог, Пикассо.
– Именно так, это было задание куратора. Но я определил для себя это задание немного иначе – «уроки великих», как описание и выражение моего отношения к этим художникам, у которых я постоянно учусь.. Скажем, все работы серии «Ван Гоги» я сделал еще в 2007-2010 годах, в Нью-Йорке, рисуя по одной-две работы в день – из любопытства, из желания проследить линию Ван-Гога, движение его руки. Я пытался понять, как двигалась его рука. И я верю, что именно линия больше всего занимала его в каждой картине. У Ван Гога было ноль юмора, зато были огромная интуиция, прекрасный вкус и гениальность.

– Твоя живопись – это отражение личного физического, психического и эмоционального состояния в образе и композиции. Твои герои борются с демонами. Но тебя спасает тебя чувство юмора.
– Так я же полная противоположность Ван Гогу! Я вообще не хочу быть Ван Гогом, я хочу быть Пикассо!

– Когда куратор «Шедевров» Ави Любин обратился к тебе с предложением об участии в этой выставке, ты отнесся к этому серьезно – или «серьезно» в твоём лексиконе отсутствует?
– Если кто-то хочет увидеть твои работы, о чем тут думать? Но я не предполагал, что они когда-нибудь будут выставлены, я их рисовал для себя, если речь идет о «Ван Гогах».

– На выставке «Шедевры» немало работ, сделанных современными израильскими художниками для того, чтобы, как ты сказал, «проследить линию» того или иного мастера классической западной живописи. Но твоя живописная сфера – это жизненное пространство твоих миров, построенных из фантазий, красок, деталей, мифов и удовольствий.
– В те моменты, когда я не знаю, что делать, я обращаюсь к великим художникам. Иногда внезапно понимаешь, что все твои идеи уже воплощены. Хотя с Рубенсом, мой «трибьют», точнее «изучение» которого, studies  в 5 частях – 5 картинах также есть на этой выставке, у меня другая история. Вообще-то я терпеть не могу Рубенса, но у меня какая-то одержимость по отношению к его картине «Похищение дочерей Левкиппа» (монументальная картина известного фламандского художника Питера Пауля Рубенса изображает мифологическую историю похищения Фебы и Гилеиры, дочерей царя Левкиппа, братьями Кастором и Поллуксом, известными как Диоскуры – близнецы).
С той минуты, как я ее увидел в старой пинакотеке в Мюнхене, она меня не отпускает, и я не знаю, почему. То, что можно увидеть на выставке «Шедевры» – это всего лишь крупица моей обсессии этой картиной Рубенса. У меня дома 16 таких картин-трибьютов и множество рисунков, повторяющих фрагменты «Похищения дочерей Левкиппа». В каком-то смысле, это идеальная работа – это я о Рубенсе, конечно. Есть картины, когда можно убрать какой-то фрагмент, или добавить. Но только не эта. И, конечно, я одержим этой работой, потому что многие фрагменты я рисую даже не с картины, а по памяти, я ее копировал уже миллион раз.

– Когда ты уехал из Израиля?
– В 2015-м мы уехали в Болгарию с детьми, но не планировали оставаться там больше, чем на полгода. А потом решили не посылать детей в школу, оставить на домашнем обучении. Несколько поколений моей семьи жили в Болгарии, у нас есть дом, у меня – огромная студия со стеклянным потолком. Мы живем в небольшом красивом городке Видин на северо-западе Болгарии, рядом с парком и старым замком, а рядом с мои домом – большущая синагога.

– Но ты продолжаешь выставляться в Израиле, в галереях и музеях, с которыми работал раньше –Sommer Contemporary Art, RawArt Gallery, Герцлийский музей и другие.
– Я не болгарский, а израильский художник. Хотя иногда я чувствую себя не израильтянином, а болгарином, прожив в Израиле больше 30 лет.
Мы жили в Болгарии с 2015-го до 2021 года. Дети подросли, но мы не хотели, чтобы они шли в школу в стране экс-коммунизма и вернулись в Израиль, а потом снова уехали – после 7 октября. Через несколько месяцев после 071023 я понял, что я не готов: почему я плачу втридорога за самые простые вещи?!; почему я должен чувствовать, что вернулся в прошлое?! Я не по своей воле вернулся Болгарию, в Болгарии нет власти, всюду коррупция, мафия. Но относительно дешево, и, в конце концов, я художник, мне нужно только рисовать.
Сразу после 7 октября я нарисовал картину, которую напечатала газета ха-Арец – по мотивам «Герники» Пикассо. Я исследовал всю историю создания «Герники» – когда и почему Пикассо ее нарисовал. И что же? Мы ничего не выучили за 80 лет, которые прошли после Холокоста. Мы ничему не научились! Мы живем в очень тяжелые времена.

– И все-таки устраиваем выставки, люди приходят смотреть живопись, это вселяет надежду.
– В прошлом году моя выставка должна была открыться 14 октября. Конечно, открытие отменилось. Спустя несколько недель я подумал, что выставка должна быть – люди должны найти в ней и утешение. Культура всегда обогащает и в такие ужасные времена люди обращаются к искусству, культуре, чтобы испытать другие эмоции. И мы открыли выставку, пришло очень много людей – что было очень приятно между сиренами воздушной тревоги.  Так что я думаю, что и в это историческое, военное время создаются прекрасные произведения.

– Должны ли существовать красивые вещи на фоне всего ужаса, который нас окружает?
– Я считаю, что искусство должно быть красивым. Когда я был моложе, во мне было больше куража, и я думал, что нужно шокировать публику, ужасать. Со временем я увидел, что в мире совершаются такие ужасные вещи, вокруг так много всего чудовищного, что искусство должно нести красоту. Особенно в такие времена, как сегодня, люди не должны забывать, что в мире есть красота.

Интервью взяла Маша Хинич

*****

Выставка «Шедевры» продлится до 14 февраля 2025 года.
Сайт на русском языке – https://tinyurl.com/EHMmasterpiecesRU
Сайт музея – museumeinharod.org.il/תערוכות/התערוכות-הבאות/
Страница в фейсбуке – https://www.facebook.com/Einharod.Museum
Страница в фейсбуке на русском языке – https://www.facebook.com/MishkanLeOmanutEinHarod
Часы работы: воскресенье – выходной; понедельник – четверг: 9:00-16:00; пятница 10:00-13:00; суббота 10:00-14:00.
Экскурсии по выставке «Шедевры» каждый четверг в 11:00, по цене входного билета в музей. Регистрация по ссылке
סיורים מודרכים • משכן לאמנות עין חרוד