Алина Загорская
Когда родилась Алина — вас не касается. Главное — ребенок был живой, развитый и подавал определенные надежды. В частности, надежду закончить школу, куда-нибудь поступить и защитить диссертацию, что было очень модно в то время. К сожалению, выполнить программу целиком девочке не удалось, хотя выражение лица она всегда имела умное. С этим выражением она и прошла нелегкий трудовой путь от художника в городском парке до учителя черчения в о-о-очень средней, практически загородной школе
В него вошло и то, что публиковалось в тель-авивском «Артикле», благодаря участию в судьбе талантливой писательницы его главного редактора Якова Шехтера, и то, что она выкладывала в интернете на своих страницах в соцсетях. Это – Обнять Дракона, Седьмая заповедь, Царь Соломон и другие израильтяне, Вечер в японском стиле, Прекрасный Бельмондаун и Дядя Эйзер и дядя Пейсах.
Как видно хотя бы из названия перечисленных выше произведений, пишет Алина на еврейские темы. Конкретно, о жизни в современном Израиле – репатриантов из России, и не только, сабр, и не только.
Проза ее не идиллична, наоборот, драматична и порой резка по тому, что Алина описывает без прикрас и условностей. При том, очевидно, что сказано все прежде всего женщиной, чувствующей, внимательной к тому, что происходит с нею и с теми, кто рядом.
Раньше мне казалось правильным определить ракурс творчества Алины Загорской как голос русскоязычных израильтян зрелого возраста, о чем можно было судить по первым публикациям в «Артикле». Теперь, когда несколько знаковых ее вещей оказались под одной обложкой, очевидно, что перед нами просто хороший и настоящий писатель, создавший ясные, внятные и современные тексты не просто про Израиль, а про то, что могло бы быть в любом другом месте, но случилось именно на исторической родине автора и ее читателей.
Выход книги, которая получилась цельной, емкой и написанной как будто на одном дыхании, в единой стилистической и интонационной манере, событие приятное для автора, да и для читателей тоже. Талант Алины Загорской, самородный и очевидный, ее честность перед собою и перед литературным трудом, раскованность в выражении своих мыслей и чувств, монологическая интонация повествования, искренность и достаточная харизма личности и творчество – все это не могло рано или поздно не выразиться в чем-то большем, чем отдельные публикации в Израиле, России, Америке.
Приятно поприветствовать писательницу, одна из первых публикаций которой после затяжного перерыва произошла и в «Новом континенте».
Как автор, Алина Загорская состоялась однозначно и убедительно. Теперь начинается ее путь в серьезную и большую литературу, на котором можно пожелать ей только успеха и удачи. А все остальное – самобытность дарования и умение выразить себя в слове, в эмоции так, как никто другой – у нее есть, к счастью.
Лехаим.
Илья Абель
А вот еще один отзыв – от журналистки Марины Концевой: “Книга Алины Загорской – это скорее дневниковые записи, но написанные так, что хочется поставить пьесу с актерами в ней, причем (только сейчас поняла), что автор в такой пьесе должен быть за кадром! Должны быть сыграны замечательные истории про дедушку с бабушкой, про маленькую девочку в школьные годы, про толпу отъезжающих в Израиль и не понимающих зачем и куда…Отдельный акт – жизнь Йони, ну и так далее… А может, я ошибаюсь… Может, лучше просто взять и прочитать историю жизни, написанную так, что чтение ее доставляет громадное удовольствие – от точности описания до того, что видишь и персонажей и их окружение так, что можно потрогать… Афористично, красочно и как будто ничего придуманного нет – вроде исповеди, потому и трудно оторваться от текста. Браво, Алина!”
Предлагаем вам отрывок из книги:
Хевруто о метуто – что в переводе с арамейского означает: если у тебя нет друзей, пойди и убейся об стену, несчастный. В общении с иностранцем есть масса плюсов. Да, он не знает, кто такой Чебурашка, но зато ему можно об этом рассказать, и услышать нечто новое о старом как мир персонаже. Хотя если честно, ход мысли Йони, а также других израильских ашкеназов, ужасно напоминал старомодный юмор моего деда: “Когда папа умер, мама стала относиться к нему значительно лучше: регулярно приходила на могилу и рассказывала о том, как обижают ее дети и соседи”.
Я описывала Йоньке, как бедствовали советские пенсионеры в годы перестройки, как они рылись в помойках в поисках пищи и как здорово, что в Израиле им не надо это делать. Йони вдумчиво выслушивал и продолжал: “Но если бы они и стали рыться, то нашли бы там много вкусного”.
“Ата антишеми, ата! *– так расправлялся Йони с несимпатичным ему собеседником – как правило, тоже евреем. А еще он был сексистом – немножко. Если видел “балаган” на шоссе, не сомневался: за рулем неправильной машины – женщина. Мы обгоняли нарушителя, обнаруживали мужчину, но он не сдавался: “Мама, мама учила его водить!” Когда Йони покончил с собой, я осознала, что рвет нам душу, когда умирают такие люди: щемящее благородство. Ты понимаешь, что тебе не быть таким никогда – и не потому, что они красивее, умнее, богаче или удачливей.
Израиль с самого первого года это был Йони. Солнце, море, иврит – и Йони. Сначала каждый день, а потом когда что-то нужно: поехать, перевезти, прибить, подключить. Обсудить, спросить, получить совет. Поплакать, посмеяться, пожаловаться, убрать патетику, начать действовать. Просто поговорить, когда не с кем – совсем.
Сначала он потерял работу. Это, конечно, было неприятно, но не пугало: случалось и раньше, находил новую – еще лучше. Прожил несколько месяцев в свое удовольствие: съездил в Таиланд, впервые в жизни переспал с азиаткой и сделал вывод, что “коль а-бахурот ото давар” *. Потом инфаркт, центура, запрет на курение и любимый теннис. Рамки сузились, пахнуло смертью.
Из гостиницы, где он отдыхал после операции, приехал ко мне и предложил провести с ним ночь. Вел себя непривычно робко, потому что очень боялся отказа. И если б я была чуть лучше, я бы наплевала на “хочется – не хочется”, стуц* или на всю жизнь, и сделала бы это просто из сострадания… Но… Я сказала: все кончено, прошлого не вернуть. Короче, ровно то, чего нельзя было говорить никак!
Нет, я догадывалась, какой мрак у него на душе, но в наших отношениях он был взрослым, а я ребенком. И я не сомневалась, что Йони справится – он всегда со всем справлялся. А я не покажу, что понимаю его состояние – он ведь так боится пафоса.
В отчаянии Йони попытался схватиться за другой спасательный круг – объединить детей и бывшую жену. Он пригласил их в ресторан, это был чудесный, теплый вечер. Йони вышел на балкон, посмотрел на море и подумал: какое счастье, у меня есть семья! И через несколько дней приехал к Орит с цветами и предложил провести остаток дней вместе. А она сказала “нет” – ей лучше одной. Судьба убийственно последовательна, загоняя человека в угол. И вот результат 56 лет жизни: ни семьи, ни работы, ни надежды. А бороться с бессмыслицей этот сильный мужчина, командовавший танками на войне, не умел. К унижению, даже со стороны высших сил, Йони не привык, и привыкать не собирался.
И он решил уйти. Дождался, пока дети будут в Израиле – чтоб никого не вырывать из-за границы. Позвал их на ужин, обнимал, целовал и внушил подозрения – не его стиль. Потом, ближе к ночи, выпроводил гостей, сел в машину и поехал в парк Лахиш на окраине Ашдода. Я там была – сидела, курила, запоминала. Полицейские сказали, что конструкция, которую он придумал для введения выхлопного газа в кабину, достойна пера инженера. Он выпил водки, потом включил свою конструкцию и выстрелил в голову – чтоб наверняка. В завещании не забыл никого – в том числе и меня.
Страница Алины Загорской в фейсбуке – https://www.facebook.com/alinamash
Заказ книги на сайте RIDERO: https://ridero.ru/books/car_solomon_i_drugie_izrailtyane/
Recommended for you
Leave a Reply
Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.
