Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Заметки по четвергам. Соотношение текст-линия.

Текст — Лена Лагутина. Иллюстрация — Юлия Стоцкая. 

 

Под утро дверь, открытая на балкон из спальни, стала тихо поскрипывать. Я лежала и прислушивалась. Определенно поскрипывает. Может, от сквозняка? Да нет, какой сквозняк. Когда хамсин сорок градусов, воздух стоит недвижимый. И тут же поняла – это она не поскрипывает, а потрескивает от жары, как дрова в костре. Мне самой ночью хотелось с себя снять последнее, что на мне осталось – цепочку с хамсой. Не говоря уже о скальпе.

«Ну, все!» – решительно сказала я самой себе – «Еду на север, к Ирен! Хватит откладывать».

Есть такие женщины, они одновременно ведьмы и волшебницы. Они могут вихрем носиться на метле, закручивая вокруг себя воздух в воронки, а могут порхать вокруг тебя, как Tinker Bell, на блестящих прозрачных крылышках – в зависимости от настроения и надобности. Ирен – одна из таких. Она высокая, стройная, смуглая, с зелеными глазами и огромной копной черных блестящих, будто проволока, волос, которые она подхватывает повыше толстой резинкой, чтоб не мешали. У Ирен длинные пальцы, которые всегда чем-то заняты – компьютерным черчением на работе, готовкой, уборкой ее огромного дома над озером, стрижкой мужа и сыновей, которую она не доверяет ни одному парикмахеру, рисованием в ее большой светлой мастерской. А ночью очевидно на метле проветривается над озером, в свете полной луны. Так я думаю.

К Ирен я и собралась сбежать от хамсина, тем более что был праздник Шавуот, один из моих любимых, а Ирен очень давно меня звала.

– О, отлично! – раздался в трубке ее низкий веселый голос. – Давно пора. У нас как раз новая кухня, увидишь. Сегодня позову всю честную компанию на ужин ради такого дела – в кои-то веки Ленка Рыжая явится к нам из Иерусалима. Но ты приезжай пораньше, надо же поболтать, и потом останешься ночевать, конечно. А утром поедем на море, раненько, ты же в своем Иерусалиме сидишь, наверняка еще в этом году на море как следует не была, даже не спрашиваю.

Так и есть, не была. После шумного ужина буду спать как убитая под моим любимым пуховым одеялом, которое Ирен достает специально для меня даже в такую жару, предварительно выстудив комнату кондиционером до температуры зимней спальни в викторианской Англии. А утром, рано – Ирен встает всегда раньше всех – поедем на море, на мое любимое море.

Конечно, я приехала пораньше. Привезла вина из лучших иерусалимских виноделен, привезла две халы из Меа Шеарим, итальянского сыра с трюфелями (Шавуот ведь, нужно есть сыр), корзину овощей с экологической фермы под Иерусалимом и акриловые краски ей в подарок.

Дверь распахивается, едва я нажимаю на звонок – явно подлетела, а как иначе? Моя прекрасная Ирен стоит на пороге с выбившейся кудрявой прядью, в черной майке с большим вырезом, она широко разводит руки, мускулистые, тренированные, с большой татуировкой на левом плече, смеется и прижимает меня к себе изо всех сил, так, что я трещу, как моя балконная дверь. И я смеюсь, через ее плечо глядя на дом, залитый светом, огромные стеклянные окна, из которых вид будто из самолета, кричу «привет» мужу Саше и сыновьям Мишке и Вадиму, и уже с порога чувствую запахи с кухни, на которой Ирен тоже нет равных. Еще для этого я приехала пораньше – наблюдать, как Ирен готовит – истинное наслаждение.

Она поправляет прядь и потуже завязывает фартук, который я привезла ей из своей последней поездки в Италию. Я заглядываю во все кастрюли и сковородки, стоящие на плите и уже снятые с огня, прикрытые специальными толстыми полотенцами – чтобы «томились».

Заглядываю и в холодильник, знаю я Ирен – у нее уже с утра там заготовлено всего – разноцветные салаты, маринованный лосось, маслины с Голан, свежая рыба, из которой она будет делать тартар. Ах! Я тотчас проголодалась.

Ирен перевернула румяный эгрол с овощами в шипящем масле, и тут же метнулась к холодильнику, хлебнице, ящику с ножами и вилками – вуаля!

–  Давай, сама-сама, сделай себе бутерброд с красной икрой, пока суть да дело. Тарелка – вот. Масленка – вот. Но давай же сначала нальем! Мы еще не обмыли мою новую кухню. Вадим, иди сюда, дожаривай эгролы! Саша, где бокалы для вина?

– Мам, а ты масло поменяла?

– Да.

– Ир, ты же сама убрала бокалы на балкон от ремонта.

– Саша, есть дежурные, вот они! – сама достает в мгновение ока откуда-то.

– Ирен, – пытаюсь вставить я. – Боюсь, я до ужина не дотяну. Я ночь не спала от жары, меня сейчас же и свалит. И наемся икрой.

– Ерунда. Не свалит. Не наешься. Достань заодно из холодильника сыры, утром купила у Ицика, полмагазина унесла по случаю Шавуота. Вот он был доволен.

– Вот эти пакеты запечатанные? Тут пять штук. Все открывать?

– Конечно, все. А чего ждать? Или, как моя покойная мама говорила – сначала надо доесть все старое?! Нет уж. Пока старое будем доедать, новое станет старым. Что такое?! Все открывай, дай я.

И тут же Ирен разрывает все пять пакетов, достает огромную сырную доску из оливкового дерева, мне остается только красиво разложить сыры и специальные к ним ножи. Шавуот же.

Черная волнистая копна волос проносится по квартире. Распаковывается новая белоснежная скатерть, хрустит, взмывает над столом. С двух сторон она и я – мы вместе ложимся грудью на большой обеденный стол, разглаживаем скатерть руками во все стороны и хохочем.

Загорелые руки мелькают как крылья по всей кухне, гремят тарелки.

– Саша, достань ножи. Нет, не те. Вот эти. – не дожидаясь, достает сама из ящика шаббатние, бабушкины, сверкающие серебром.

– Мальчики, несите. Садимся. Саша, открой нам с Ленкой еще вина. То мы уже выпили, пока готовили. А ты хотел ликера? Нет, этот невкусный. Вот этот открывай. Мы потом будем его с Ленкой с кофе. Нет, для ликера другие рюмки. Вот эти. Ну все, подняли. Со свиданьицем!