Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

На  заглавном фото – Гай Раз

Некоторое время назад в Музее Эрец-Исраэль в Тель-Авиве появился новый отдел – фотоотдел. Странно, что его не было раньше, но его не было, хотя в музее хранятся пять коллекций фотографий, есть огромный архив, есть фотофонд, а вот фотоотдела не было и не было никого, кто бы этим занимался денно и нощно. Сейчас такой человек есть – это известный израильский историк фотографии, автор нескольких книг, сам фотограф и куратор такого количества фотовыставок, в том числе и в Музее Эрец-Исраэль, что их сложно перечислить. Официально свою работу в музее в качестве руководителя фотоотдела он начал в процессе подготовки выставки Давида Рубингера «Я фотографировал правду», куратором который и является. Он – это Гай Раз, а выставка – отличный повод встретиться, поговорить и обсудить отношение к исторической фотографии в Израиле. Всё не так просто, но всё будет хорошо, если добыть денег и получить возможность делать то, что нужно. Так считает Гай Раз, рассказывает и отвечает на вопросы.

– Гай! Добрый день. Начнем с того, что мне уже удалось увидеть. Сегодня рабочий день, и, тем не менее, здесь, на выставке, которая находится в музее, расположенном не в центре города, выставке небольшой и очень неординарной, много людей. Как вы это объясняете?

– Если мы смотрим на Галактику, то мы видим созвездия… В первую очередь тем, что имя – Рубингер – является брендом. Во-вторых, в Израиле сейчас нет никакой выставки, которая бы соревновалась с этой – это историческая выставка, ностальгическая, которая заполняет нишу, в которой очень нуждаются столь многие наши соотечественники. Просто так случилось, что ни в каком другом музее нет сейчас подобной выставки.

– Хотя и самом музее Эрец-Исраэль, и в Бейт ха-Ир и в Бейт ха-Ацмаут в Тель-Авиве подобные выставки проводились. Но, помимо этого, возможно, год спустя после смерти Давида Рубингера, появилась необходимость вспомнить о нем.

– Вспомнить и Давида Рубингера, и историю, свидетелем которой он был. В этот павильон приходят вспомнить самих себя и те события, в которых многие участвовали. Не то, что было в 110 лет назад, когда в Тель-Авиве разыгрывали земельные участки (знаменитая «жеребьевка ракушек») и не первые кибуцы – этого уже почти никто не помнит. А то, что было 30-40-50 лет назад.

Я занимаюсь историей фотографии в Израиле, и Рубингер в этом «историческом» смысле – один из тысячи. В 2003 году я курировал выставку Авраама Соскина в Тель-Авивском музее, ее посетило около 90 тысяч человек… Моя работа – быть проводником, посредником – вытащить иногда из небытия и показать всем исторические фотографии и рассказать о судьбе фотографов. Боюсь показаться нескромным, но, быть может, с этой точки зрения, я выполняю не менее важную работу, чем сам фотограф – показываю, выставляю то, что исчезает. И если работы Авраама Соскина в основном находятся в общественных музеях, то Давида Рубингера – главным образом в частных коллекциях, у семьи Мозес, и они вовсе никому не обязаны показывать эту коллекцию.

 

– Вы можете более подробно рассказать эту историю? Насколько я помню, Рубингер продал весь свой архив семье Мозес, владельцам концерна «Едиот ахронот» в 1997 году, в том же году, когда он получил Государственную премию Израиля. Почему?

– Я думаю, по двум причинам. Во-первых, материальная – он хотел обеспечить будущее своей семьи, своих детей, и, во-вторых, он продал это в очень хорошие руки, зная, что теперь ему гарантировано бессмертие – он знал, что семья Мозес позаботиться о его наследии. Я не видел контракта, но знаю, что с 2000 года и до самой его смерти в 2017-м Рубингер был занят этим архивом – делал подписи к фотографиям, все снимки были переведены в цифровой формат. Рубингер описал каждую фотографию.

– Все пятьсот тысяч, полмиллиона?

– Да. Это огромная работа, которую он делал на протяжении пятнадцати лет, постепенно, ведь он был очень пожилым человеком к тому времени. Рубингер умер в возрасте 92 лет. Он приезжал 2-3 раза в неделю из Иерусалима в Тель-Авив, сидел со своей ассистенткой, которая делала цифровые копии его фотографий и печатала их описания. И он поступил абсолютно правильно, потому что ни один институт, будь это даже Национальная библиотека, если даже и переводит архив в дигитальный формат, не особенно утруждает себя описанием фотографий. Но тут, как я уже сказал, удачно сложились звезды: архив был куплен при жизни мастера (чего не произошло, к примеру, с Соскиным), и он сам описал все свои фотографии. Кстати, эти описания нужно еще раз проверить, поскольку не всё, как помнил, было так на самом деле. Но все равно это предпочтительнее, чем что либо другое. Я приведу другой пример – Золтана Клюгера, который, в отличие от Соскина, прибыл в страну позже, в 1930-е годы. На каждой его стеклянной пластине было написано место и год, но не было имен тех, кто на фото изображен, потому что не было на это достаточно места на пластине.

Так вот, возвращаясь к выставке Рубингера, вначале я отобрал фотографии, затем мы выкупили их у «Едиот ахронот»…

 

– Вот как, музей их купил?

– Конечно. Мы выкупили 70 работ на время проведения выставки. Это же частная коллекция, у владельцев есть коммерческий интерес. Но финансовые возможности музея ограничены, поэтому у нас был спонсор, друг Рубингера.

 

– Хронология выставки «Я фотографировал правду» – от 1947-го до 1997 года.

– В книге самого Давида Рубингера, здесь представленной, фото 1997 года – последнее из тех, что он сам отобрал. Хотя он продолжал снимать и после 1997-го, но, по его собственному выбору, это самый лучший, качественный материал. Кроме того, в 1997-м году началась новая, цифровая эра в истории фотографии.

Я обратился к его собственным альбомам и к тем фотографиям, которые он опубликовал в своих книгах, и решил также, какие из этих фотографий подходят моему видению куратора выставки. Я выбрал 35 «его» фотографий и к ним подобрал еще 35 «моих» фотографий. Выставка, по сути, – диалог между мной, куратором, и фотографом, и впервые таким образом его фотографии представлены парами. Каждая такая пара – это отдельная история.

– Да, я это заметила. Как много времени заняла у вас эта подборка? Как быстро вы находили парную фотографию, которая, на ваш взгляд, соответствует определенному снимку Рубингера?

– Не мгновенно, но глаз у меня наметанный, профессиональный, тренированный многими годами занятия этой профессией. Скажем, Рубингер не отобрал снимки, где запечатлены показы мод, ему они не казались «историческими», особо интересными. Но современному зрителю это очень интересно – и показ мод, и темы культуры. Кроме диалога фотографий, есть тут также диалог неких пространств – например, спасатели на берегу, Бен-Гурион в том или ином пространстве. Таких соответствий множество, каждый раз, проходя по выставке, вы обнаруживаете еще и еще.

 

– Но я хотела бы вернуться к своему первому вопросу – почему это первая за многие годы выставка израильского фотографа?

– Этот вопрос вы должны задать директорам музеев. Я, как исследователь израильской фотографии, объясняю это только тем, что музеи, очевидно, в первую очередь нацелены на современное изобразительное искусство, в первую очередь авангардное. Даже студенты сегодня меньше интересуются историей, в том числе историей фотографии, им интересно сегодняшнее, сиюминутное. Очевидно, руководства музеев это понимают, и хотят быть «в тренде», соответствовать спросу публики. А я-то как раз думаю, что именно такие выставки, как эта – они и есть наше сегодня.

– Вы возглавили отдел фотографии в музее Эрец-Исраэль относительно недавно. Почему прежде такого отдела не было?

– Я еще при прошлом руководстве, еще в 2000-м году предлагал организовать такой отдел. Моя идея состоит в том, чтобы создать здесь «дом» для фотографии. В Израиле нет ни одной организации, где бы была сосредоточена вся история израильской фотографии – к примеру, как в «Синематеке» собрана история киноискусства. Я говорю о периоде фотографии с 1839 года – с первых снимков – до сегодняшнего дня. Повторяю уже двадцать лет. И только сейчас это, наконец, произошло в музее Эрец-Исраэль. Параллельно я каждый год курирую одну-две выставки, к примеру, прошедшей осенью организовал в Иерусалиме фотовыставку о первой приме-балерине Израиля – Рине Никовой.

Я предан своей идее, но если меня не поддержит мощная организация, то я бессилен. Недавно в Хайфе я читал лекцию о первом фотографе этого города – легендарном Цви Фейгине. Уже в третий раз за последние десять лет предлагаю устроить его выставку, пришел во все хайфские музеи с этим предложением. Сейчас я вновь встретился с ними…

 

– И что же?

– Пока ничего. Жду ответа. Я взял на себя миссию заниматься историей фотографии в Израиле, и везде, где смогу, буду ее продвигать.

 

– Как старейшина в этой области, вы ожидаете новых открытий? Вдруг обнаружится какой-нибудь уникальный архив?

– Такое может случиться. Раз в месяц-два мне обязательно звонит кто-то и говорит – приходите, взгляните на то, что мы нашли у дедушки на антресолях. Но никто не хочет принимать на хранение эти архивы. Для этого нужно место, хранилище с определенной температурой; нужен специалист, который опишет, каталогизирует эти фотографии. И на все это нужны деньги. Поэтому я постоянно ищу филантропов. Это ведь не моя личная история, это история страны.

 

– Вы сказали, что никто не готов объединить под одной крышей все эти бесценные архивы фотографий. Но ведь есть Национальный архив?

– Я был и там. Я был и в Национальной библиотеке, и в Сионистском архиве, в Музее Израиля и в «Синематеке» – всех прошел за эти двадцать лет. Задайте этот вопрос руководству, потому как ситуация абсурдна.

– Значит, миллионы, без преувеличения, фотографий невозможно спасти?!

– Иногда проводятся большие специальные мероприятия, когда, к примеру, Гарвардский университет оцифровал все фотографии, хранящиеся в кибуцах от Галилеи до Изрэельской долины. Но без описания. На «спасение памяти» нет бюджета.

 

– Но это именно то, чем вы занимаетесь – «спасением памяти».

– Да. «Руах» на иврите означает и «ветер», и «человеческий дух», так что я, можно сказать – «охотник за духом». Человек умирает и оставляет альбом фотографий – если о них ничего неизвестно, то он, можно сказать, исчезает бесследно.

 

– Вы были лично знакомы с Давидом Рубингером? Что вы можете рассказать о нем, как о человеке и о фотографе?

– Я знал его с 2002 года. В 2003-м я издал книгу «Фотографы Израиля» – сумасшедшая случайность, что эта книга вообще вышла. И, когда я с ним встретился, то понял, что он, как и все его поколение старых фотографов не верили, что они кого-то могут интересовать.

– Они понимали, что творят историю?

– Да, понимали, конечно. Но никто не приходил к ним, как я, с вопросами о том, что они сделали. Они были все очень скептически настроены, к тому же большинство были «йеки», педанты – цеплялись к таким мелочам, как, например – «почему ты опоздал?!» Что касается Рубингера, я узнал человека тонкого, очень приятного. Это был 2002 год, он сидел перед компьютером и цифровал материалы для архива «Едиот ахронот». У меня даже есть видеоинтервью, которое я с ним записал.

Когда я был в 2008 году в Гарварде – как раз тогда, когда там занимались дигитацией киббуцных архивов, то предложил им сотрудничество, предложил пересмотреть приоритеты – сначала, к примеру, оцифровать Соскина, а потом уже архивы киббуцев на севере, но их это предложение не заинтересовало.

 

– Может, мы слишком быстро бежим, торопимся?

– И это тоже. Но все же, мы делаем теперь по выставке в год. У меня в компьютере достаточно материала на 50 лет вперед. Нужно только время и бюджет.

 

– Вы работаете в одиночку?

– Да. Это тоже вопрос бюджета, многие даже не понимают, что курирование выставки – это непростой труд, что экспозиции не возникают сами собой.

 

– Что ж, по крайней мере, теперь у вас есть отдел истории фотографии, который вы возглавили. Вы начали с потрясающей выставки Давида Рубингера, что дальше? Каковы ваши планы?

– В музее на сегодняшний день есть пять собраний – Авраама Соскина, Шимона Корбмана, Эфраима Эрде, Пауля Гольдмана (все знают его знаменитую фотографию Бен-Гуриона, стоящего на голове) и небольшая часть архива Вальтера Кристаллера, также снимавшего в 1930-е годы. Все их нужно оцифровать, каталогизировать, и выставить на обозрение широкой публике. Эта огромная задача, и я хочу оставить ее сделанной тем, кто придет за мной. Кроме того, я хочу раз в год проводить в музее фотовыставку. После выставки работ Давида Рубингера будет выставка, посвященная 110-летней истории Тель-Авива. А к 2020 году готовится выставка о том, как фотографировали в Израиле бедуинов – с 19 века по сей день. Но в шатрах этой общины в пустыне нет архивов…

 

– Сколько времени нужно молодому государству для того, чтобы начать ценить свое прошлое?

– Есть две вещи, не связанные с фотографией, а связанные с народом, для которого в первую очередь важны армия и религия, а не культура. Пока два этих элемента управляют политикой, то и оценка, и финансирование будут заниматься в первую очередь именно этими факторами.

 

– Но для Рубингера, который тоже снимал войну, армию, в первую очередь был важен человек.

– Да. И его собственная правда. Он снимал войны для журналов «Life» и «Time». Но все же, основной его материал – не война. Вот Миха Бар-Ам – куда более военный фотограф. 30 процентов фотографий Рубингера – это футбол. А я ближайшей весной делаю в кибуце ЭйнХарод, в Бейт-Штурман, выставку Михи Бар-Ама. Там поняли, что их история им важна.

–   Рубингеру  пришел к фотографии из-за своей любви к футболу?

– Не совсем так. Он снимал, зарабатывал этим. Он любил футбол, много снимал команды «Апоэль» и «Бейтар-Иерусалим». В 1982 году его отправили на чемпионат мира по футболу в Испании, и он был счастлив – он осуществил свою мечту поехать в качестве профессионального фотографа снимать мировой футбол. Но за день до открытия чемпионата началась Ливанская война. И Рубингер вернулся в Израиль и снимал войну.

Есть еще история как в 1970-х он прибыл на место теракта и сказал полицейскому – «Я фотограф «Тайм». Полицейский ему говорит «что такое «Тайм»?! Это же сигареты!». Рядом стоял его товарищ, и он сказал – пропусти его, я его знаю, он фотограф «Апоэль Иерушалаим».

 

– Рубингер начал снимать в 1947 году, еще до Войны за Независимость. Я читала, что свой первый фотоаппарат он получил в подарок в Париже…

– Да, он писал об этом в одной из своих книг, очень романтично, не знаю, сколько в этом правды…

– Хотела вас спросить отдельно о фотографии комического идиш-дуэта Джигана и Шумахер. Это снимок – они танцуют на пляже – такой человечный… Что вам известно об истории этого снимка, кроме сухой подписи?

– Рубингера уже нет в живых, и некого спросить. Я выбрал эту фотографию и из-за моря, и из-за юмора, которого много в этой снимке, и потому, что мне хотелось отдать должное культуре идиш. В снимках Рубингера много любви – он всегда, в первую очередь, снимал людей. И снимал в основном черно-белые фотографии – так он чувствовал, в черно-белом. Но вообще я могу сделать о нем 10 разных выставок, в том числе – «Рубингер. Цвет». Или взять пять его газетных снимков важнейших событий, и рассказать их историю.

 

– Здесь, на этой выставке вы собрали 70 фотографий, среди которых каждый найдет то, что ему близко.

– Вот, например, фотография – меня на ней заинтересовал израильский солдат, который держит палестинского ребенка. Фотография сделана у моста Алленби у границы с Иорданией в 1967 году. Недавно мне этот солдат позвонил, и сказал, что все эти годы ждал, когда он сможет увидеть этот снимок. Он запомнил на всю жизнь и эту историю, и Рубингера. Была на выставке и внучка президента Бен Цви, которая узнала своего деда на снимке, где тот смотрит футбол. Конечно, она была очень взволнована.

Из всех предложенных названий для этой выставки в итоге было выбрано «Я фотографировал правду» – слова самого Давида Рубингера. По правде говоря, оно напрашивалось. Дочь Рубингера очень трогательно сказала на открытии выставки: «Отец снимал в первую очередь людей. Так будьте людьми – добейтесь, наконец, мира».

– Это в перспективе, а пока мы снова придем на выставку…

*****

Выставка работ Давида Рубингера «Я фотографировал правду» продлится до мая 2019 года. Сайт музея Эрец-Исраэль (MUZA) – http://www.eretzmuseum.org.il/. Часы работы: понедельник, среда – с 10:00 до 16:00; вторник. Четверг – с 10:00 до 20:00; пятница – с 10:00 до 14:00, суббота – с 10:00 до 16:00; воскресенье – закрыто. Стоимость входных билетов: для взрослых – 52 шекеля, для пенсионеров – 26 шекелей, дети до 18 лет – бесплатно.

Маша Хинич. Все фотографии предоставлены пресс-службой музея Эрец-Исраэль (MUZA)