Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Верхнее фото: Георгий Исаакян. Фото с сайта Московского государственного академического Детского музыкального театра имени Н.И. Сац http://teatr-sats.ru/

Поводом для этого интервью стали предполагавшиеся в апреле гастроли Московского Музыкального театра имени Наталии Сац с двумя фокино-дягилевскими балетами – «Жар-Птицей» и «Шахерезадой», реконструированных Андрисом Лиепой. Балеты надо смотреть – и я оказалась в Москве через три с лишним десятилетия после того, как покинула этот город, ничуть не изменившийся, вопреки всем уверениям, вопреки всему прочитанному и рассказанному. А вот люди в нем изменились – к лучшему. Один из таких людей новой формации – это художественный руководитель и директор Музыкального театра имени Натальи Сац Георгий Георгиевич Исаакян – заслуженный деятель искусств,  лауреат Государственных премий России, Президент  Ассоциации Музыкальных Театров, член Совета Opera Europe. В 2016 году он инициировал создание ежегодного всероссийского фестиваля музыкальных театров «Видеть музыку». В 2017-м Детский музыкальный театр имени Наталии Сац под руководством Георгия Исаакяна получил европейского «оперного Оскара» – премию Opera Awards.

Разговор с ним  стал еще одним праздником – в дополнение к самим спектаклям.  Интервью проходило в кабинете Георгия Исаакяна, стол и полки в котором завалены не только бумагами, но и самим неожиданными вещами, среди которых – бронзовая статуэтка Дягилева. И тут я заметила сходство  между Дягилевым в бронзе и Исаакяном во плоти. Хотела было написать неожиданное, но нет – ожиданное: в каждом из этих деятелей культуры – масса энергии, идей, умение увлечь людей, умение быть впереди своего времени, отменный вкус любовь к музыке, необыкновенная эрудиция… И, как выясняется, их роднит еще и город Пермь.

– Сергей Дягилев вырос в Перми – это единственный город в мире, где сохранился дом семьи Дягилева. До переезда в Москву я 10 лет возглавлял Пермский оперный театр,  мы много сотрудничали с Андрисом Лиепой, поскольку он 30 лет своей жизни посвятил реконструкции дягилевских балетов, и несколько раз был гостем моего международного Дягилевского фестиваля в Перми – «Дягилевские сезоны: Пермь – Петербург – Париж», созданного в 2003-м году. Когда я стал руководить театром Сац, то Андрис Лиепа сразу предложил нам поставить какой-нибудь балет из Дягилевских сезонов, на что я тотчас согласился. Когда Лиепа предложил ставить на нашей сцене дягилевские балеты, то поначалу все были в шоке, никто не верил, что такое возможно, но в итоге они идут уже много лет. Мы много дискутировали, ведь музыка Стравинского – сложная, да и вся эта затея была сложной, но сейчас я могу сказать, что это одна из самых успешных постановок за последнее десятилетие. Мы уже гастролировали с этим балетами по Европе – были в Париже, в Лондоне, в Риме…

– Что побудило вас организовать Дягилевский фестиваль в Перми?
 – Сама великая история, рядом с которой я жил. Когда я приехал в Пермь, там была уже сформирована история «дягилевских чтений», научных симпозиумов, регулярно приезжали ученые. Но симпозиум – это все-таки замкнутая атмосфера, а в Перми находится один из лучших театров страны, с фантастической балетной труппой и с прекрасной оперой – там впервые были поставлены «Война и мир» Прокофьева, «Огненный ангел», «Пена дней» Денисова. В Перми уже сложилась традиция нового искусства, и нужен был некий триггер, щелчок, чтобы все это соединить воедино. И это случилось в 2003-м году, когда одной из главных премьер сезона стала «Лолита» Щедрина, которая к этому моменту уже 10 лет как была написана, но которую никто никогда не ставил ни до, ни после.

– То есть фестиваль – это были не только балеты Дягилева?
– Нет, только десятая часть, а девять десятых это было новое современное искусство.  В жизни бывают странные сюжеты. С Андрисом Лиепой мы познакомились именно в Перми  на Дягилевском фестивале: Андрис к этому моменту уже лет 15-20 занимался реконструкцией дягилевских балетов. Когда я приехал в Москву и возглавил театр Сац, то обратился к своим великим коллегам: у нас ставили спектакли Владимир Васильев, Николай Цискаридзе, Дмитрий Бертман. А с Андрисом мы сделали в нашем театре пять спектаклей. Мне было важно, чтобы этот театр стал «открытым» театром, и он таким стал.

– В русской культуре очень силен элемент восточной музыки: можно вспомнить «Князя Игоря» с Половецкими плясками, Римского-Корсакова с «Шахерезадой», Глазунова с «Раймондой».  Это сильная традиция, поскольку Россия всегда находилась между двумя мирами – Европой и Азией. И теперь вы привозите Восток на Восток, на Ближний Восток…
– Да, это некий comeback. Но нужно помнить, что это «взгляд снаружи». Когда француз Жорж Бизе описывает жизнь в Испании в «Кармен», это не совсем Испания, это описание Испании французом. Так же и «Шахерезада» – это русский взгляд на мир Востока, и в то же время это одно из изумительно красивых музыкальных произведений: не случайно фрагменты этой музыки часто используют в рекламе, это одно из самых популярных и известных в мире сочинений. И мы исполняем музыку «Шахерезады» вместе с музыкой Стравинского, одного из пионеров новой музыки 20 века. Невозможно представить музыку 20 века без Стравинского и Прокофьева, а оба они начинали с Дягилева. Так что все это хитросплетение стран, культур, времен –  неслучайно и важно.

– На мой взгляд, в «Жар-Птице» и в «Шахерезаде»  музыка превалирует над визуальной стороной.
– В музыкальном театре всегда так. И это то, что я всегда говорю своим студентам: не пытайтесь сражаться с великими композиторами. Это то, на чем срываются все драматические режиссеры в музыкальных театрах – они не понимают, что с композитором не надо бороться, музыку надо любить и попытаться влюбить в нее еще большое количество людей. Если музыка хорошо сыграна, то она так мощна! Поэтому Дягилев всегда искал таких композиторов – Стравинский, Прокофьев, Сати… Он понимал, что новый музыкальный язык дает совершенно новое ощущение и сцены, и спектакля.
«Шахерезада» и «Жар-птица» – это роскошная контрастная пара. И тот и другой балет сделаны для Дягилевских сезонов, но они представляют два совершенно разных космоса: Римский-Корсаков и Стравинский – это небо и земля. Бенуа и Бакст – это два разных мира. Музыка «Шахерезады» – очень популярна, знаменитую скрипичную тему из нее знают даже те, кто ни разу не бывал в театре, эта музыка звучит повсюду. А «Жар-птица» – это псевдорусский фольклор глазами безумного композитора XX века, это сочетание фольклора, лубка, авангардной музыки, авангардной хореографии – это то, что в свое время произвело такое впечатление на парижскую публику. Когда мы выступали с этим балетами и в Париже и в Лондоне, ближние ряды партера при первых звуках оркестра просто отшвыривало. И я пытался представить себе: если это так действует на современную публику, что же творилось 100 лет назад?
Эти балеты красивы, эмоциональны, и, в-третьих, несмотря на то, что это спектакли столетней давности, до сих пор свежи.

– Нельзя идти вперед, не зная, откуда ты пришел – вы соблюдаете эту известную формулу. Но бывает и так, что театр выбирает только строгие традиции, либо только эксперимент.
– У театра есть две важные функции – открывать новые территории, новые пространства, и, с другой стороны, хранить наследие, традиции, великие имена прошлого. Это сочетание, баланс между этими двумя функциями, очень непрост, но вместе с тем безумно интересен.
Я считаю, что для такого огромного института, каким является наш театр, очень важно придерживаться правильного баланса. Каждый сезон мы добавляем в репертуар новые спектакли современных композиторов, драматургов, режиссеров, хореографов. И каждый сезон мы обязательно обращаемся к классике, к реконструкциям знаменитых постановок. Хорошо сделанный театр, особенно музыкальный театр, дает ощущения, несравнимые ни с чем. Я нигде так не плачу и не хохочу, как на хорошо сделанном оперном или балетном спектакле. Плюс ты всегда имеешь дело как минимум с одним гением – композитором, а то и с двумя – композитором и либреттистом, а то и с тремя, как в случае с дягилевскими балетами, или даже с четырьмя-пятью, потому что за один вечер соприкасаешься с Дягилевым, Бакстом, Бенуа, Стравинским, Римским-Корсаковым… Да в такой компании счастье провести два-три часа.

– Среди многих блестящих качеств, которыми обладал Дягилев было его умение увлекать за собой потрясающих людей. Судя по тому, что сейчас происходит в театре, вы делаете то же самое…
– Было бы нескромно с моей стороны ответить вам «да». Я думаю, что Дягилев, как всякий настоящий визионер, установил планку настоящего  театрального деятеля, и все, что происходит после него – это продолжение начатых им направлений. Современную музыку, театр, хореографию невозможно представить без «Русских сезонов», потому что практически всё, что развивалось в 20-м веке, так или иначе было с ними связаны с ними.

– Что такое современный театральный деятель? Вы задаете некий стандарт вашей личной деятельностью в театре?
– Я пытаюсь… Мы интенсивно дискутируем о соотношении традиции и новаторства в искусстве и в театре. Когда мы говорим о таких фантастических фигурах как Дягилев или Наталья Сац, мы говорим о реформаторах – людях революционного типа, они создавали то, чего до них не было. Сергей Дягилев каждый сезон в Париже опровергал то, что делал в предыдущем сезоне. Детского театра до Натальи Сац не существовало как понятия – ни музыкального, ни драматического. Она же сначала создала драматический театр: Центральный Детский театр рядом с Большим – это детище Натальи Сац, потом в этом театре был главным режиссером Эфрос. Позже, спустя большую жизнь и трагедии, она создала Детский Музыкальный театр.

– Удается ли вам, как представителю современных театральных деятелей, каждый сезон производить революцию?
– Пытаюсь. Наша ближайшая премьера – это российская премьера оперы Филипа Гласса Les Enfants Terribles / Жестокие дети (по мотивам романа Жана Кокто «Les Enfants Terribles». В прошлом году состоялась российская премьера барочной оперы «Орфей» Монтеверди, мы пригласили английских музыкантов-аутентистов для совместного исполнения. До этого у нас в театре прошла российская премьера оперы Карлхайнца Штокхаузена «Маленький Арлекин» (Der Kleine Harlekin) – до нас эту вещь в России никогда не исполняли. Каждый сезон мы заказываем новые сочинения у современных композиторов, поэтов. Например, Михаил Броннер только что написал для нас оперу «Вредные советы» по книге Григория Остера, премьера пройдет в мае: мы стараемся быстро работать, понимая, что  тренды  уходят, меняются. Поэтому с одной стороны у нас огромный классический репертуар, в том числе и реконструированные Дягилевские балеты, с другой – авангард. Мы – единственный театр в мире, в котором идет опера Владимира Мартынова «Упражнения и танцы Гвидо», которую он написал как анти-оперу, на латыни, в своем минималистском музыкальном стиле.

– Для тех, кто уехал в Израиль в 1990-е годы, музыкальный театр Натальи Сац ассоциируется с «Синей птицей», и вдруг – авангард, Мартынов, Филип Гласс…
– «Синяя птица» у нас тоже идет, как и оперы Штокхаузена, Михаила Броннера, Александра Чайковского, Ефрема Подгайца. Чайковский написал потрясающего «Оливера Твиста», Броннер создал уже три вещи по нашему заказу, Подгайц только что сделал новую версию «Синей птицы», потому что от Ильи Саца остались только некоторые черновики, отдельные номера, а у нас идет полнометражный балет, и он написал фактически новую композицию, новую партитуру.

– Почему люди продолжают ходить в театр?
– Европейский театр существует две с половиной тысячи лет. Если что-то существует уже 25 веков, и в 2020-м году по всему миру каждый вечер десятки тысяч, сотни тысяч, а может и миллионы людей заполняют театральные залы, это значит, театр дает что-то, чего не дает больше ничто – ни телевидение, ни интернет, ни один вид зрелища… Это тот самый уникальный опыт совместного эмоционального переживания. Экран – это всегда некое отчуждение от того, что происходит – можно остановить запись, прокрутить назад, повторить. А театр существует только здесь и сейчас, только в контакте артиста и зрителя.

– Кто ваши зрители?
– Мы  – постоянный стационарный театр, наш сезон длится с сентября по июль, мы играем каждый день, около 290 спектаклей в сезон. У нас очень разнообразная программа, с утра до позднего вечера. Вечером – взрослая аудитория. По уик-эндам – семейные посещения. Дети не приходят в театр одни, иногда приходит целый клан – дети, родители, бабушки с дедушками, дяди и тети – по 12 человек. Я считаю, что одна из самых важных вещей в театре это то, что на спектакле семья может разделить общее эмоциональное переживание. Семья проводит два-три часа вместе, вместе чувствует, обсуждает увиденное. Иногда я наблюдаю невероятно интересные дискуссии в антрактах, когда спорят разные поколения: ведь ту же самую постановку они видят разными глазами. Слышал, как семья обсуждала «Петрушку» Стравинского. Мальчик объяснял своим родителям, что на самом деле происходило на сцене.

– Дети понимают музыку Стравинского?
– Конечно. Это совершенно «нормальная» музыка, история увлекательная, костюмы и декорации превосходные. Это современная музыка, но она сопровождает нас повсюду. Дети воспринимают современное искусство гораздо лучше, чем взрослые. Они ведь не знают, что Стравинский и Прокофьев – сложные композиторы.  И если уж мы говорим о взрослых и детях – то дети гораздо лучшие зрители, чем взрослые. Они честнее. Я всегда подшучиваю над своими артистами, говорю им – вы понимаете, что вы сейчас услышите из зала выкрик? Потому что если вы небрежны, это сразу будет прокомментировано: «Мама, а почему Дюймовочка такая старая?»

– Что еще может предложить театр «для всей семьи»?
– «Любовь к трем апельсинам» Прокофьева, «Золотой петушок» Римского-Корсакова, «Евгения Онегина», «Щелкунчика», «Спящую красавицу» Чайковского – все это есть в нашем репертуаре. Одна из последних наших постановок, это «Шут и Свадебка» – вечер одноактных балетов на музыку Сергея Прокофьева и Игоря Стравинского, поставленный нашим главным хореографом Кириллом Симоновым и величайшим Патриком де Бана. Это совершенно дивная вещь – современная хореография, сценография, декорация. В нашем театре есть основной зал и  камерный, открытые площадки, предназначенные для небольших представлений для самых маленьких, где проводятся  занятия в окружении картин, скульптур. Театр должен удивлять каждый день. И хотя Дягилев нам очень интересен, но это только одно из многих направлений нашей работы.

– В ваш театр приходят семьями. Когда семья приходит в театр, что есть в нем еще для занятий детей?
– Театр Сац – это огромное здание, здесь есть всё, что угодно. У нас есть специальная детская программа: педагоги театра занимаются с малышами в то время, когда старшие смотрят спектакль. Для этого есть специальная «комната младших братьев и сестер», есть знаменитый «Палех» – единственный в мире гигантский Палех. В отличие от традиционных маленьких шкатулочек, это кабинет в два человеческих роста, где стоит рояль, стоят стулья, где педагоги театра рассказывают детям, что такое музыкальная драматургия, лейтмотив, что из себя представляет произведение, которое они должны сейчас увидеть или только что посмотрели. Но самое главное это уникальные два-три часа совместного музыкального переживания, которые потом дети и взрослые могут обсудить.

– Благодаря вашему репертуару и педагогическому отделу, который вы создали, вы формируете, воспитываете новое поколение.
– То, что сейчас во всем мире в оперных театрах стало трендом – образовательный отдел – у нас уже существует 50 лет. Я горд, что я часть этого театра, потому что тренды, которые только сейчас становятся мейнстримом, были заданы Натальей Сац полвека назад.

– Как вашему театру удается давать такое огромное количество спектаклей – 290 в год?!
– Путем нещадной эксплуатации себя! Но все-таки не надо забывать, что в театре большая труппа, у нас работают 600 человек, включая администрацию и технические цеха. 270 – это артистический персонал. 100 человек – наш постоянный симфонический оркестр.

– Вы являетесь примером для этих 600 человек, поскольку вы еще преподаете в ГИТИСе, вы – президент Ассоциации музыкальных театров, и ваш стол говорит о том, что у вас масса задумок. Расскажите о себе.
– Я еще немножечко режиссер… В прошлом театральном сезоне я поставил в разных театрах мира 6 спектаклей – «Орфей» Монтеверди в нашем театре, «Орландо» Генделя в «Геликон-Опере» у Дмитрия Бертмана, «Один день Ивана Денисовича» мы с Игнатом Солженицыным выпускали в Большом театре к 100-летию Александра Исаевича, плюс я выпустил еще «Руслана и Людмилу» в Астрахани – это очень любопытный проект, который сделали под открытым небом в Астраханском Кремле. В Красноярске была мировая премьера оперы «Ермак» Александра Чайковского.

– Кем вы хотели быть в детстве?
– Клоуном. А еще дипломатом и врачом. В итоге у меня все соединилось, поскольку я занимаюсь психотерапией: всякий режиссер это обязательно психотерапевт. Ко мне приходит балерина, и я должен сказать ей какие-то правильные слова, чтобы она вышла с ощущением, что все правильно.

– Расскажите о своей семье.
– Интеллигентная ереванская семья. Во многом то, чем я занимаюсь в жизни, было определено тем, что я закончил Ереванскую музыкальную школу при консерватории, как скрипач и как теоретик музыки. Поэтому, когда я поступал в ГИТИС, приемную комиссию потрясло, что я сажусь к инструменту и любую партитуру играю с листа, но это моя профессия…

– А сейчас иногда хочется спуститься в оркестровую яму?
– Хочется, но не успевается никогда. Это требует времени. Я как-то десять лет назад попробовал взять скрипку в руки и понял, что все ушло из пальцев.

– Какими вы видите ваши израильские гастроли?
– Для нас это очень важно: наша балетная труппа никогда не показывала спектакли в Израиле, и эти гастроли – открытие нашей труппы для израильской публики. Это большая ответственность, потому что первый показ всегда оставляет впечатление надолго. Конечно, отдельный предмет гордости для нас это то, что Наталья Сац упоминается в числе ста великих еврейских женщин, и нам хотелось бы соответствовать репутации ее имени. В Израиль приезжают самые великие труппы, оркестры и театры, и на этом фоне хочется выглядеть достойно. Мы везем очень интересный и не часто исполняемый репертуар. На наших европейских гастролях мы видели огромный интерес к этим балетам: за последние годы у нас были гастроли в Париже, неделя в Театре на Елисейских полях – в Théâtre des Champs-Élysées, в Лондоне в The London Coliseum, где как раз на Дягилевском фестивале мы показывали каждый день другой спектакль. Мы были с этими балетами в Дубае –  в новых королевских театрах построили очень хорошую сцену. Поэтому презентация нашего театра для совершенно нового зрителя очень ответственна.

– Что вы ждете от израильской публики?
– Стоячей овации! Потому что, если ты не рассчитываешь на то, что с последними аккордами публика вскакивает и начинает кричать «браво», то лучше не начинать работать. Понятно, что мы нервничаем, рефлексируем, но мы всегда хотим эмоционально «пробить» публику, хотим, чтобы зрители влюбилась и в наши спектакли, и в нашу труппу.

Интервью взяла Маша Хинич. Москва, 13 февраля 2020 года