Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Заглавное фото: Lili Elshtein – photo © Sivan Farag

«Этот центр искусств – я сама, это мое видение, мое детище, мое прозрение. Это то, что послужит еще нескольким поколениям» – говорит Лили Эльштейн, устроившая нам персональную экскурсию по ELMA – комплексу искусств и гостинице в Зихрон-Яаков. «Это ваша мечта?» «Мечта? Вовсе нет! Я решила и сделала. Я делаю, а не мечтаю».

ELMA – Elstein Music & Arts. История этой гостиницы неоднократно описана, как и ее превращение благодаря одному человеку – Лили Эльштейн – из заброшенного санатория Гистадрута в центр искусств с четырьмя амфитеатрами, двумя залами – театральным и концертным, в котором установлен самый большой в стране орган, с художественной галереей, где размещено одно из самых любопытных в Израиле собраний современного искусства. Центр искусств ELMA – это идея, стиль, пейзаж, «зеленая архитектура», виды на все стороны, море, горы, удивительное здание, нависшее над скалой. И эта сама Лили Эльштейн, благодаря воле, желанию и деньгам которой, ELMA стала столь притягательным местом.

Когда я первый раз здесь оказалась, меня больше всего поразило не все вышеперечисленное, а подземная стоянка. Незаметный пандус уводит вниз на пять этажей. На территории комплекса автомобилей нет. Пять подземных этажей, чтобы всем было удобно. Как такое можно было предугадать и спланировать, выверить каждый миллиметр? «Довольно просто – объясняет Лили. – Я купила разваливающую гостиницу в 2006 году, 13 лет назад. 10 лет практически жила на стройке, постоянно консультируясь с 25 бюро из разных стран – архитектурными, расчетными, инженерными, дизайнерскими, со специалистами в проектировании, акустике, кондиционировании, в ресторанном и гостиничном деле, с музыкантами и художниками, с реставраторами и осветителями. Мы привозили мрамор из Италии и Галилеи, дерево различных пород, искали с садовниками такие израильские растения, которым не надо много воды. Мы использовали все самые новые технологии и скрупулезно восстановили все задуманное, даже рисунок плиток пола. Мы были терпеливы, и у нас получилось».

Мы стоим на одной из обзорных площадок гостиницы. Отсюда видно море, а раскинувшееся на холме здание напоминает и параплан, и арфу, и раскрытую книгу, страницы которой перелистывает ветер, и клавиатуру рояля. Высокие узкие окна – это белые клавиши, темно-серый открытый бетон – черные. Эту клавиатуру – гамму брутализма – придумал знаменитый израильский архитектор Яков Рехтер, построивший это здание в 1968 году и в 1972-м получивший за него премию Израиля. Здание, выстроенное по заказу Гистадрута и больничной кассы, как санаторий и дом отдыха пенсионной кассы «Мивтахим», было спроектировано в духе того, что сегодня называется «зеленой архитектурой»: естественное освещение и вентиляция, террасы и внутренние дворы-патио, сады, разбитые под мощными косыми пилонами. «И посажены тут – объясняет Лили – только израильские растения. И потому, что им нужен меньший полив, и потому, что это растения Эрец-Исраэль – мне это очень важно».

Лили не бросается словами. Ей это действительно важно – как и каждая мелочь, каждая деталь, каждый штрих ELMA: от репертуара камерных концертов до ткани диванных подушек.

Лили Эльштейн родилась в Зихрон-Яакове. У нее 60 кузин и кузенов, часть которых также живут в Зихрон-Яакове. Ее бабушка и дедушка со стороны матери приехали из Румынии в 1882 году и сразу поселились в этом месте, получив земельный надел от фонда барона Ротшильда, став одними из основателей Зихрон-Яакова и занявшись сельским хозяйством. У отца Лили было девять братьев и сестер. «Недавно ко мне в гости приезжали потомки Ротшильдов, представители уже третьего поколения распорядителей фонда «Керен Надив». Они дали средства на строительство нового здания Национальной библиотеки в Иерусалиме. А я им показала, что сделала я – представительница третьего поколения первопоселенцев в Зихроне».

Дедушка и бабушка Лили со стороны отца прибыли в Эрец-Исраэль из Одессы в середине 1880-х: «И оказались в Рош-Пине, став также одними из ее основателей. А потом перебрались в Тантуру – в то самое место, где сейчас кибуц Нахшолим, и где в свое время барон Ротшильд решил построить завод по производству бутылок – ему нужны были бутылки для винодельни. Мой дед управлял этим заводом пять лет, потом бабушка с пятью детьми уехала в Зихрон – в Тантуре бушевала малярия, а врач добирался туда, на болота, только раз в две недели. А потом в Тантуру приехал молодой химик, закончивший Сорбонну – Меир Дизенгоф, и мой дед смог перебраться к семье. Рассказ о стекольном заводе «Мизгаге», бесконечно интересен и оброс деталями, как днище корабля ракушками. Привезенные из Европы технологии не годились для местного песка – бутылки получались кривые и темные. В 1896 году фабрика была закрыта, ее здания постепенно разграблены. Остались только стены «Мизгаги» и старые эвкалипты. Вся эта история изложена ныне в музее «Мизгага», а Лили постепенно создала свой музей – свою коллекцию, размещенную в галереях-коридорах и в пространствах ELMA.

– Вы начали собирать свою коллекцию, будучи студенткой?
– Да, еще во время учебы в университете, где я изучала искусствоведение и кураторское дело. Поэтому, со многими художниками я связана десятилетиями дружбы.

– Одна из задач куратора – создать атмосферу. Вам это удалось здесь в полной мере.
– Конечно – я же сама куратор своей коллекции. Это моя специальность. Когда я подбирала работы для развески в ELMA, то исходила и из архитектурных особенностей здания и из того, как гениально Яков Рехтер спланировал освещение. Здесь нет прямых солнечных лучей, но каждый угол и каждая стена освещены по-разному, и потому каждая картина или скульптура в зависимости от времени суток выглядит иначе. Стены здесь были готовы для искусства и я его внесла сюда: картины Моше Копфермана – одного из столпов израильского искусства, работы Йеудии Саспортас, Сигалит Ландау, Нурит Давид, Моше Гершуни, Рафи Лави, Михи Ульмана, Тамар Хиршфельд, Авивы Ури, Давида Риба, Пинхаса Коэна Гана – современный израильский модернизм, начиная с середины 1970-х. Но не только – у меня есть работы и зарубежных художников и недавних выпускников «Бецалеля». Я все время продолжаю пополнять и развивать свою коллекцию. Это место было спроектировано и построено именно для того, чтобы поощрять израильское искусство, все его сферы.

– Мне верить своим глазам или нет? Это офорты Гойи – в скромном боковом коридоре?
– Да, серия офортов Гойи. А за ними вход в комнату, которая может служить и синагогой и репетиционным залом.

– И здесь, как я вижу, размещены гравюры Моше Гершуни по мотивам поэзии Аллена Гинзберга.
– Да, несколько необычно для синагоги. Но это так.

– Как вы решаете, что купить для вашей коллекции, что выбрать – мгновенно?
 – Вовсе нет. Это долгий процесс. Первое эмоциональное впечатление много значит, но я не опрометчива, стараюсь приобретать работ художников не в галереях, а у них в студиях, недавно летала в Лондон в студию одной молодой израильской художницы, перебравшейся в Англию. Я поддерживаю связь со всеми «своими» художниками – и они часто приезжают ко мне в ELMA.

 – Вы упомянули выпускников «Бецалеля» – каким образом вы их находите?
 – С Академией у меня давняя и прочная связь, я каждый год езжу на выставки выпускников, не позволяя себе их пропускать. А каждые два года – обязательно! – на венецианское биеннале, нельзя пропустить такое событие. Ведь каждый раз – это открытие нового удивительного мира. Кстати, вот это панно Саспортас – как раз и было выставлено в Израильском павильоне на биеннале в Венеции, когда ELMA еще строилась. Я его приобрела, и мы подогнали под него стену в трех уровнях. Я ездила и с Сигалит Ландау в Италию подбирать мрамор для ее скульптуры «Жажда».

– На постаменте этой скульптуры высечены стихи вашей дочери.
– Моя дочь Орна Эльштейн – художница и писательница. Это ее видео-работа размещена в главном лобби. И, кстати – Лили на секунду отвлекается и говорит одному из служащих гостиницы – в проекторе пора сменить лампы… Но ELMA – это не только стены для пластических искусств. Музыка, танец, театр – все планировалось таким образом, чтобы всем видам искусства нашлось здесь место. И потому мы можем проводить здесь и фестиваль классической музыки – такой как фестиваль Моцарта, и летний молодежный фестиваль Majesta с участием рок-ансамблей и групп modern dance. Для этого здесь есть все: от комнаты для дирижера с личным внутренним двориком до оперных площадок. Оперы мы здесь ставили уже дважды. А в театральном зале «Куб» установили три сменные сцены-платформы – и потому здесь могут и играть джаз, и ставить театральные спектакли.

 – Да и само здание напоминает театральную декорацию к некой давно идущей напряженной драме. К такой драме, к которой подойдет органная музыка. Публика хорошо знакома с проходящими в ELMA концертами органной музыки.
– Орган здесь – самый большой в Израиле 1414 труб. И я думаю, что только у нас исполняется такое большое количество современной музыки для органа. На месте этого концертного зала раньше был небольшой кинотеатр. Нам пришлось углубиться в землю на три уровня. Я консультировалась со специалистами по акустике из Нью-Йорка, дизайнерами концертных залов из Лондона и строителями органов из Германии. Это была отдельная эпопея. В этом зале даже кресла особенные, установленные на специальных акустических «грибах», под которыми проложены вентиляционные трубы. Каждая деталь, каждый угол, сорт дерева, любая мелочь – все здесь спланировано так, чтобы создать совершенную акустику, и нам это удалось. Современные концертные залы строятся с органами – интерес к этой музыке возрождается. А моя идея такова: «классическая музыка для всех».

 

– У вас выступают музыканты всех мастей, всех возрастов, из всех стран.
 – Конечно, но я особенно люблю работать с репатриантами и с молодыми израильтянами, уехавшими было за границу, но вернувшимся в страну. Каждый из них привозит в Израиль свою культуру, свое искусство, свою музыку. Здесь проходил один из концертов Даниила Трифонова. Здесь есть комнаты для музыкантов и художников, приезжающих сюда отдыхать и творить. Мне важно всех их и всё это собрать здесь. Это моя концепция. А ELMA стала моим самовыражением. Моя жизнь сегодня проходит здесь, и живу я здесь же, в самой гостинице.

 – Каждый раз, попадая сюда, я воспринимаю это здание иначе, нахожу в нем что-то новое – как в знакомой музыке, когда слушаешь ее вновь и вновь, как в живописи, когда вглядываешься в картины, после перерыва. Здесь можно часами гулять по саду, здесь все время изменчивые свет и ветер, другие люди. Те, кто приезжают сюда понимают, куда попали, ценят, то, что видят?
– Понимают. А если не поймут, то мы им объясним – есть экскурсии. Но на деле, атмосфера этого места такова, что заряжает всех. Это место говорит уже само за себя.

 – Я знаю, что вы всех заряжаете энергией. Так, к примеру, в начале 1990-х организовали струнный женский оркестр из 14 репатрианток, незадолго до этого приехавших в страну.
– Это было в Рамат а-Шароне. Я тогда сотрудничала и с Еврейским агентством, и с ВИЦО, способствовала репатриантам, помогла отказникам, в частности, Иде Нудель, которую встречала, когда она прилетела в Израиль, а затем долгие годы поддерживала с ней связь. А с тем оркестром мы часто ездили на гастроли, даже в Китай и Бразилию, где я сидела за рулем автобуса. Я вообще много езжу, путешествую, когда позволяли силы – то любила путешествовать в одиночку, сама водила машину.

 – А сегодня?
– А сегодня мы с вами прекрасно прогулялись и  достаточно поговорили, и у меня еще много дел. У меня всегда много дел!

Сайт Центра искусств и отеля ELMA в Зихрон-Яаков – https://www.elmahotel.co.il/

Маша Хинич. Фото отеля: Ran Biran. Фото Лили Эльштейн: Sivan Farag.