Джаз

Макаревич в джазовом ключе

By Masha Hinich

Posted on 08.01.2017

На русском языке последнем мне
я думаю
что
по себе есть сами
любовь война и смерть
как не
предлог для простодушных описаний
в повествовании о тьме и тишине.

Михаил Генделев

Андрей Макаревич снова приезжает в Израиль. В который раз уже никто и не считает – дело не в количестве концертов и гастролей, а в стремлении к новому, к эксперименту, в желании изменяться, в той творческой жажде, которая позволяет не просто держаться на плаву, а постоянно стремиться к цели и достигать ее. Цель можно достичь тысячами способов – прямыми и окольными, но желание, упрямство, талант и понимание своего предназначения приведут к ней непременно.

Your 5 – относительно новый проект, как бы джазовый и не совсем джазовый. Джазом Андрей Макаревич занимается уже лет пятнадцать, назвать это увлечением было бы неправильно – это еще одна музыкальная область, к которой он прилагает свои силы. «Идиш-джаз», «Креольское танго», все его проекты продолжают существовать, развиваться, меняться, окрашиваясь новыми музыкальными красками свинга, клезмерской музыки, традиционного джаза. Оригинальные интерпретации, новое видение, иные аранжировки… Итак, что же нас ждет на концерте проекта Your 5 Андрея Макаревича в конце января?

Андрей Макаревич. Фото: Антон Доценко

– Андрей! Добрый день! Спросить хочется о многом, но давайте попробуем сосредоточиться на вашем проекте и на ваших гастролях в Израиле – далеко не первых и, естественно, не последних. И потому хочу спросить вас о «еврейском» следе, о связях с Израилем. Вы были дружны с поэтом Михаилом Генделевым, сборник его стихов в Москве издан с вашими рисунками. Почему? Это дружеские сантименты или попытка открыть его чудесные стихи миру?

– Даже не знаю, что по этому поводу рассказать. Мы с ним так рано расстались. Мне жаль, что, на мой взгляд, Михаил Генделев не был реализован до конца, во всяком случае, среди российской аудитории.

– Да и среди израильской тоже.

– Поэты его знают очень хорошо, а вот читатели его знают гораздо меньше. Такая книга, мое в ней участие – разумеется, попытка донеси его поэзию до широкой аудитории.

– У вас не возникала идея – хотя вы всегда сами пишете тексты – перепеть именно его стихи? Сделать песню из столь непростой поэзии, ритмически рваной. Поэзия Генделева прекрасна в декламировании, в чтении под музыку, но можно ли ее спеть?

-Не все его стихи поются. Я очень большой противник того, когда без разбору из стихотворений делают песни. Стихотворение рассчитано на то, чтобы его читали, в нем музыки уже достаточно. И не нужно масляное масло делать, это только от плохого вкуса бывает. Хотя, одно его замечательное стихотворение я использовал на пластинке «Штандер» еще в 2007-м году. Правда, там получилась такая, если назвать скучным словом – скорее, литературно-музыкальная композиция, названная «Новая опера». Можно сказать, что мы сопроводили стихотворение Михаила Генделева своим музыкальным прочтением…

– Ну почему же скучное слово – не скучное, а другое и не менее интересное, чем обычные ваши композиции. Расскажите немного о ваших рисунках к книге стихов Михаила Генделева. Но перед этим я воспользуюсь тем, что вы упомянули диск «Штандер» и процитирую вас же, рассказывающего о том, как этот диск создавался. Было это 9 лет назад, но очень к месту звучит: «Началось все с того, что я понял, что единственная музыка, которую я слушаю сегодня без раздражения, – это американская эстрадно-джазовая вокальная музыка 40-х-50-х годов: Дайана Вашингтон, Чет Беккер, Элла Фицжеральд. Эта музыка полна красивых мелодий, которых в сегодняшнем мире явно недостаток, изумительных аранжировок, оркестров, живого звучания…Все это вдохновило меня на написание песен для «Штандера». Я не стал называть его классическим вокально-джазовым альбомом, я прекрасно понимаю, что я никакой не джазовый певец, и никогда им не стану, но от соединения живой свинговой игры и того, что делаю, как мне кажется, возникает что-то новое и интересное». Штандер – это детская игра, когда в воздух подбрасывают мяч и игроки либо ловят его, либо убегают. Вы подбрасываете слушателям новые альбомы, новые идеи, новые песни и новые ваши выставки и графические работы.

Кстати, на мой взгляд стихи Генделева абсолютно, идеально графичны, их легко «рисовать», как и стихи «Новой оперы».

Они встречались по вечерам в кафе «Атара».

Чмок! И шли в синема, как вчера все

Еще он носил галифе

Так вчера, что сойти с ума.

Он был умней своего народа

Она вообще не читала книг

Очки эта курвова их порода

Они вам конечно наденут фиг.

Никакая она была не полячка

Чуть не румынка. А насчет

Что их маманя была скрипачка

Вы мне рассказывайте еще.

Он повесил английского офицера.

Бежал. Она вышла за “Глюк и Ко.”

У нее было два или три адюльтера

Один из них громкий и широко.

Он вернулся. Он не находил себе места.

Мы пару раз зашли в синема.

У меня шел бюст, я была невеста

Чья не помню сама.

У папы был бизнес в полуподвале

Закройщик их и нашел.

А был и сыночек Глюк, Зеевом звали

Зеев на кладбище не пришел.

Вдвоем съели яд – та еще картинка.

Мальчик, пора тебе – вот и стреляй.

В ателье, кстати, был патефон и пластинка

Ария Баттерфляй.

Здесь уже не ездят и на автомобиле

А был трамвай и казино

Потому что мы с боженькой все забыли

Поэтому все равно.

Подняться к себе, снять китель парадный,

Перстень. Налей коньяку, валяй!

Мадам Баттерфляй, значит? Ну и ладно.

Мадам, значит, Баттерфляй.

– Я хотел всеми возможными способами привлечь внимание к поэзии Генделева, посчитал, что мое имя может помочь, поэтому и сделал ряд иллюстраций к сборнику его стихов «Другое небо», изданному в 2013-м году. Очень сложно делать такую целевую графику, потому что ты должен не содержание стихов иллюстрировать – это глупо, а ты должен каким-то образом иллюстрировать состояние, которое у тебя возникает в результате прочтения этих стихов. Необыкновенно сложно создавать рисунки по настроению стихотворения. От предметных иллюстраций пришлось сразу отказаться, они вышли скорее ассоциативными. И я надеюсь, что все получилось, хотя полиграфия у книги могла быть получше. Но я и так ее пробивал с диким трудом. У нас, к сожалению, как и везде, издательства очень коммерциализировались и в первую очередь думают, продадут они книгу или не продадут.

– Не возникала ли у вас идея одновременно с вашими концертами привезти эти рисунки и организовать некую выставку, которая будет связана и с именем Генделева?

– Я не люблю такое совмещение жанров: он привез свою выставку, а еще он пел, а еще в фойе играл… Не надо этого делать, я считаю, что мухи отдельно, котлеты отдельно.

– Тем не менее, вы продолжаете совмещать занятия музыкой и занятия графикой. У вас проходят совместные выставки с израильским художником Сашей Галицким…

– Графикой я занимаюсь всю жизнь, потому что это моя профессия, меня этому учили в институте. Галицкий замечательный художник и мой хороший товарищ. Мы с ним сделали два проекта, и в Москве оба этих проекта выставляли и их очень хорошо приняли. Мы специально придумали такую концептуальную штуку – рисовать в четыре руки, то есть в две в данном случае. И, я думаю, что это не последняя наша затея, потому что общаемся мы постоянно.

Андрей Макаревич. Фото: Максим Полубояринов

– Обычно, как мне кажется, в картинах и в джазе можно уловить некий общий ритм, поэтому я хотела бы от ваших графических работ перейти к джазу, к этому общему ритму. Он прослеживается во всех жанрах, во всех сферах вашей деятельности?

– Ритм – это вообще основа всего происходящего. И биение нашего сердца, и смена времен года, и смена хорошей жизни и плохой жизни, и живописи, литературы, поэзии и музыки. Это вещь, это явление для меня совершенно очевидно.

– Вы приезжаете с джазовой программой. Джазом вы занимаетесь давно, 15 лет. Есть такое выражение, весьма замыленное, но остающееся всегда верным: «джаз – это музыка свободы». Но, собственно говоря, любая музыка – это свобода. Ваша уж точно…

– Джаз из всех жанров самый свободный, потому что он основан на импровизации и джазовые музыканты, в отличии от классических, не могут одинаково два раза сыграть одну и ту же пьесу, даже если очень постараются. Это жанр, где ты должен находиться постоянно в очень глубоком контакте с теми, с кем ты играешь в настоящий момент. Это жутко интересно, особенно, когда ты играешь с сильными музыкантами. А у меня в составе собрались очень сильные ребята.

– Молодые, но сильные? Расскажите немного о вашем составе, с которым вы приедете в Израиль – Your 5.

– Молодые – и сильные! Женю Борца вы уже видели и слышали в Израиле несколько раз, потому что он участвовал во всех моих проектах: в «Креольском танго», и в «Идиш-Джаз», и вот сейчас в Your 5. Еще новый мультидуховик – Тимур Некрасов, играющий на трех разных саксофонах и на флейте и заполняющий своей музыкой все пространство. В этом проекте у нас новый барабанщик – Давид Ткебучава, совсем еще молодой человек. И контрабасист, с которым мы работали раньше – Сергей Хутас. Нас всего пятеро на сцене, поэтому проект и называется Your 5.

– А как подбирался этот состав? Кастинг, знакомства, какие-то прежде сыгранные концерты? Как возникла эта группа вокруг вас?

– Точно и не знаю. Когда появляется идея что-то сделать, то возникают люди, способные это реализовать. Не знаю, как это происходит, но происходит… И происходит хорошо.

– Вы собрали вокруг себя, как мне кажется, некую коллекцию прекрасных музыкантов. И, насколько я знаю, вы вообще коллекционер, любитель коллекционировать. Так ли это?

– Нет, я не коллекционер. Коллекционирование подразумевает какую-то конечную цель, например, собрать все почтовые марки 1913 года. Коллекционер стремится к полноте коллекции. Я собираю разные штуки, потому что они, прежде всего, интересуют, как художника, но у меня нет задачи собрать их все в мире. Я начинаю интересоваться, скажем, новыми стеклянными вазочками декадентской эпохи. У меня их появляется больше, больше, я начинаю разбираться – какие из них старые, какие новодельные. Потом я понимаю, что мне этого хватило. А выбрасывать или продавать это глупо, они уже занимают какое-то место в мастерской у меня. Параллельно я собираю то, что нашел на дне моря, потому что это часть археологии, за каждой из этих вещей стоит своя история и своя эпоха. Это безумно интересно. Вот таким образом это происходит.

– А можно ли сказать, что вы так же постепенно «собираете» различные музыкальные жанры, так же изучаете, как те вещи?

– Нет, по-другому совершенно, абсолютно. Я просто пытаюсь овладеть тем, что меня греет. И это совсем не на все музыкальные жанры распространяется.

Андрей Макаревич. Фото: Юрий Стефаняк

– Я еще школьницей присутствовала на вашем концерте в 1978 году в Московском Доме композиторов. И я его помню. Сколько времени вы можете помнить, сколько держится в памяти прежние выступления, работает ли ностальгия в вашем случае или нет?

– Нет, ностальгия у меня абсолютно не работает, потому что это глупое и непродуктивное чувство.

– Вы отталкиваетесь от прежних воспоминаний или движение вперед идет по другим законам и прежние воспоминания не наслаиваются, не нужны?

– Мы не можем полностью регулировать работу памяти. Конечно, ты помнишь массу вещей, но сегодняшние впечатления ценнее, чем ковыряния в собственном прошлом.

– Где та грань, которую музыкант не должен переступить, чтобы не превратиться в некого гуру? Как вы сами это чувствуете? Нет ли опасности в популярности, в том, чтобы стать пророком поколения?

– Я думаю, что это с кем-то происходит или не происходит. Какие-то попытки добиться этого искусственным путем совершенно бесперспективны и очень глупо выглядят. А если с кем-то это случается потому, что он действительно таковым является, то ничего ужасного в этом я не вижу. Это одна из степеней заслуженной популярности, не более того.

– Вы являлись одним из инициаторов «Аксенов-фест». Несколько слов об этом, мне кажется, что израильские ваши слушатели, поклонники мало об этом знают.

– «Аксенов-фест» по сравнению, скажем, с фестивалем «Сотворение мира», президентом которого я был, – фестиваль довольно камерный. Так получилось, что когда Василий Павлович еще был жив, мы общались с мэром Казани Ильсуром Метшиным, который загорелся этой идеей. Мы поехали в Казань, выяснилось, что цел тот барак, в котором Василий Павлович жил со своей теткой, когда его родителей арестовали. И мэр этот барак ему сразу подарил и сказал: «что вы хотите, чтобы мы тут сделали?». И Аксенов сказал: «давайте сделаем здесь джазовый литературный клуб».

Андрей Макаревич. Фото: Максим Полубояринов

– Подарить барак – громко звучит!

– Вот так получилось. Раз в год туда приезжают писатели, джазовые музыканты. Происходят встречи с читателями, какие-то лекции, какие-то концерты. К сожалению, в последний год этого не было, что-то у нас там не сложилось. Но мы к этому вернемся совершенно точно.

– И как обычно, банальное и обязательное напоследок – ваши пожелания израильским любителям джаза.

– Любители джаза – они тоже люди, знаете ли. Я приглашаю прийти к нам на концерт, и я хотел бы, чтобы они получили от этого посещения удовольствие. И вообще, чтобы все было хорошо – хотя так, конечно, не бывает.

– Но мы попробуем.

– А мы постараемся…

Маша Хинич. Все фотографии предоставлены пресс-службой Андрея Макаревича: авторы фотографий – © Юрий Стефаняк, © Антон Доценко и © Максим Полубояринов. Верхнее фото – Юрий Стефаняк.

Интервью первоначально опубликовано в приложении “Нон-Стоп” к газете “Вести” 8 декабря 2016 года

****************

«Андрей Макаревич Your 5». Два концерта в Израиле.

Тель-Авив, 31 января 2017 года, зал «Смолларш» Тель-Авивского университета.

Хайфа, 1 февраля, «Аудиториум»

Андрей Макаревич – вокал.

Евгений Борец — рояль;

Давид Ткебучава — ударные;

Сергей Хутас — контрабас;

Тимур Некрасов – духовые.

Линк на видео:

https://www.youtube.com/watch?v=RomtPFa5PLA