Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Инна Шейхатович. Фото “Tremolo” by Michael Fabia – предоставлено пресс-службой Симфонического оркестра Ришон ле-Циона

…Это удивительная концертная программа, вместившая сразу множество посылов и тенденций: забавное и грандиозное, игру и театр, сокровенные мысли и память человечества о мировых катаклизмах. Симфонический оркестр Ришон ле-Циона исполнял гениальные «Симфонические танцы» Рахманинова. А виртуозы-ударники (музыканты, сделавшие своей творческой судьбой ритм, играющие на ударных инструментах) показали свой собственный мир. Мир всевозможных ритмических умений и волшебной власти tremolo.

Тремоло в переводе с итальянского значит «дрожащий». Можно сказать,  что это – основной приём игры на барабанах, маримбах, ксилофоне, колоколах и колокольчиках. Такое же название носит ансамбль, который увлек зал гипнозом мелизмов. Воины «Тremolo» выставили на авансцене, перед рядами оркестровых стульев, всю свою «ударную» инструментальную алхимию. Целую коллекцию источников звучащего ритма. И начали ворожить.

Руководитель ансамбля Томер Ярив и его армия играют с такой отчаянной увлеченностью и сценической свободой лицедеев, что практически никто из слушателей в зале не остаётся равнодушным. Порой музыканты напоминают хирургов, собравшихся вокруг операционного стола. В другую минуту – вдохновенных деловитых гончаров, которые извлекают совершенную форму и подлинную красоту из глиняного хаоса, барабанной дроби и гула.

Томер Ярив рассказал о своём сочинении, необычном и способном показаться очень странным для ушей взыскательных меломанов, Это бурлящая и гремящая музыка, раскатистая и уходящая под облака. Там музыканты «Тremolo» ещё и поют. И делают это с юмором и нежной горделивостью любителей. Это сочинение было исполнено вместе со всем оркестром. И музыкальный руководитель Дан Этингер очень задорно и, как мне показалось, даже с молодёжной энергичностью это исполнение возглавил. «Историю авиации», которую артист Ришонского оркестра и композитор Томер Ярив проиллюстрировал своей пёстрой звукописью, насыщенной фокусами и уловками, с вычурностью приёмов почти демонстративной, зал принял удивлённо, но благосклонно. Меня такая музыка за душу не берёт, но было интересно – как бывает в незнакомом, безопасном и странном месте.

Кульминация вечера – Рахманинов, «Симфонические танцы». Это последнее, итоговое, мало оцененное при жизни творение гения. Композитор внёс в эту музыку всё то, чем жил, от чего страдал, что видел во снах и наяву на протяжении долгих лет. Во все годы своей эмиграции Рахманинов считался выдающимся пианистом, исполнителем, но никак не всемирно признанным композитором. За 25 лет жизни вне России Рахманинов дал 1221 концерт. Был признан лучшим пианистом своего времени. Его рояль – главный друг, помощник, «altrer ego» музыканта – всегда был рядом и колесил с ним по миру. А в некоторые гастрольные поездки отправлялись даже сразу два инструмента…

«Симфонические танцы» – исповедь. Спрессованные воспоминания, плач, погружение во мрак – и сияющий вальс с невидимками. Мощь, богатство звуковых красок и образов, вместе с загадочной, скрытой в партитуре программой-фабулой захватывают слушателей и не отпускают до финала. В этой музыке можно найти немало цитат, отсылок, перекличек – и при этом она абсолютно, безоговорочно оригинальна. Тень русской волшебной оперы и собственные темы-мелодии автора, dies irae («судный день» – апокалиптическая тема, известная с ХII века), аллюзии с опусами Листа и Стравинского… Мир этого космического творения неповторим и глубок, как сама музыка.

Дан Этингер в интерпретации этой музыки был точен и убедителен, а оркестр в союзе с ним проявил свои лучшие качества. Мне представлялся невиданный простор,  необъятная ширь той степи, в которой орды дикарей (половцы или другие  странные варвары) совершают магические обряды. И рядом – Фаустов полёт над городом; полёт с обновлённым телом, но старческой душой. Сияние нового, облагороженного мира – и крах человечности. Я будто видела призраки любимых композитором уголков природы, идиллические семейные картины в Ивановке¸ – в той маленькой чудесной вселенной, которую он был вынужден покинуть, оставив позади свет надежды, аромат сирени и свою юность. Эту музыку хочется слушать вновь и вновь. И погружаться в её далеко не оптимистические, временами горькие – и всё же целительные волны…

У дирижёра Этингера оркестр становится единым целым: сверкающим уникальным инструментом, способным звучать многими голосами. Интеллектуальным и страстным. Яркий саксофон (введение этого голоса – новшество, смелый эксперимент Рахманинова!) и рояль, колокола и духовые (они в этом концерте были просто невероятными – все!) буквально околдовали меня. И скрипки плели узоры поистине вдохновенными штрихами.

И душа моя оживала. В этом и состоит сверхзадача искусства: утешить душу, разбудить её, вызвать живой отклик. Очаровать. Для меня все это и случилось…

По моим наблюдениям, публика в израильском концертном зале, – а в данном случае это был зал «Гейхал ха-Тарбут» в Ришон ле-Ционе – состоит из трёх основных условных категорий. Одним просто надо выйти в свет, и общее равнодушие частенько бывает написано на их лицах. Другие слушают очарованно и благодарно, и полностью отдаются стихии музыки… И, наконец, та часть публики, которая не может отвести глаз от экранов мобильных телефонов. Видимо, ждёт именно от них ответов на главные вопросы бытия. Конечно, есть и другие зрители, самые разные. Но эти три категории показались мне очень заметными в зале.

Говорят, что произведения талантливых композиторов свидетельствуют нам о неизбежной победе добра над злом. Не знаю, не знаю… Зло могущественно, и в союзники оно вербует равнодушие. А музыка – это маленькие отважные солнечные лучики, которые помогают людям жить даже в условиях зла. Но это, разумеется, моё личное мнение. Желаю хорошей музыки всем нам, господа!