Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

На заглавном фото –  Татьяна Баскакова. Фото – © Николай Бусыгин

В начале ноября в Берлине проводился фестиваль «Эшколот» – не поехать было нельзя. Это само собой уже складывается: как же я без «Эшколота», а «Эшколот» без меня? Но пока пыталась придумать, как сказать дома, что опять уезжаю и вспомнить, кому одолжила теплые сапоги, закончились дешевые билеты. А потом случилось чудо: я внимательно перечитала программу и увидела, что часть лекций и экскурсий будет вести переводчица Татьяна Баскакова, благодаря которой мы можем прочитать на русском романы Альфреда Дёблина – кроме «Берлин Александерплац» (переведенного уже очень давно, не ею), теперь также «Три прыжка Ван Луня» и «Горы моря и гиганты». Не хочу вступать в «книжные» споры, но эти книги – лучшие из прочитанного за последний год. И теперь не представляю, как их можно не знать. Так что немедленно нашлись сапоги, билеты, семья простила всё заранее, и я улетела в Берлин – на «Эшколот», знакомиться с Татьяной Баскаковой, с Берлином Альфреда Дёблина, с его книгами, современным подходом к переводу и с теми, кому это интересно. В перерывах между занятиями, посвященными Берлину как Метрополису, Берлину Веймарского периода как столице европейского модернизма, мы с Татьяной Баскаковой спускались в нижний холл центра хабадников, расположенного недалеко от Шарлотенбурга – района, где находилась последняя берлинская квартира Дёблина в начале 1930-х годов, и разговаривали, разговаривали, разговаривали – о Дёблине, экспрессионизме, Берлине, немецкой литературе. Разговор неофита с небожителем – примерно так.

Берлин мы увидели абсолютно дёблиновский, фланируя теми же маршрутами, которыми хаживал Франц Биберкопф – главный герой вышедшей в 1929 году книги «Берлин Александерплац», увидели город с его романтикой злачных и разрушенных мест (первый фильм по этой книге был снят уже в 1931 году). После этой книги я настолько точно представляла себе Александерплац с «еврейскими» универмагами, что, хотя и знала, и бывала здесь раньше, сильно удивилась, увидев на Александерплац телебашню и депрессивные здания советского наследия, над которыми летали чайки.
Нижеследующий текст – это часть записанных разговоров с Татьяной Баскаковой о книгах, городе и переводах. Разговоры обо всем и о Берлине Альфреда Дёблина, который предстоит не раз еще открыть для самой себя. На столе у меня лежат подаренные Татьяной Баскаковой старые фотографии того самого Берлина Веймарского периода – Берлина Дёблина.

– Таня, вы по первому образованию египтолог. В Египте много копали археологи-немцы. Ваше увлечение немецкой литературой пришло из египтологии?
– Можно и так сказать. Я учила на истфаке МГУ египтологию: учебник грамматики древнеегипетского языка был только на английском, словарь – только на немецким, так что приходилось читать на этих языках. Я очень увлекалась тем, что делали немецкие египтологи в прошлом веке, но еще больше – тем, что делают современные немецкие египтологи. Двое из них вообще определили мой выбор темы для диссертации. Потом, когда я перестала заниматься этой специальностью, первая книга, которую я перевела на русский, была книга одного из них – Яна Ассмана – о древнем Египте.

– Почему вы перестали заниматься египтологией?
– То были  90-е годы. Россия в тот период стала бедной страной, крупные библиотеки перестали покупать книги и журналы. Ездить в Египет из тогдашней России я не могла – попросту не хватало средств. Но если человек серьезно собирается заниматься какой-то наукой, то он должен следить за литературой, читать по-немецки, по-английски. Иначе все это – профанация. Для меня это был мучительный выбор, но я все-таки приняла решение, что буду заниматься другим делом.

– Вы переводите не только с немецкого.
– Я переводила с разных языков, пока  в библиотеке мне не попалась книга немецкого автора Арно Шмидта, которая перевернула все мои представления о немецком языке. И с тех пор мне хотелось переводить именно немецкую литературу. Получилось это не сразу: в издательстве, с которым я тогда сотрудничала, предпочитали французскую литературу, но со временем все-таки вышло так, что я занялась в основном переводами с немецкого.

– Литературы 20 века в целом или 1920-30-х годов, периода экспрессионизма? Когда речь заходит, к примеру, о немецкой живописи, то я тут же представляю картины Георга Гросса или Отто Дикса. Немецкий экспрессионизм меня покорил давно.
– Меня тоже. Экспрессионизм и то, что от него осталось. Экспрессионизм не исчез после Второй мировой войны, а просто был отодвинут на маргинальное поле, стал «немодным». Некоторые авторы и до войны были экспрессионистами, и потом остались таковыми – как Дёблин, например. Некоторые по сути своей близки к этому направлению, хотя родились позже. Я думаю, что экспрессионизм – это часть модернизма, и мне нравится модернизм.

– Исходя из нашего фланированию по Берлину, мне кажется, что экспрессионизм и сейчас присутствует в городе, в самом его воздухе. Его можно ощутить в лоскутности и угловатости Берлина.
– Это правда; до сих пор существуют и авторы, которые пишут в экспрессионистской манере, хотя их мало. Я поняла, что многие авторы-экспрессионисты увлекались творчеством писателя Жан-Поля, современника Гёте, и я хотела убедиться в этом, проследить эту связь, и потому сама очень увлеклась Жан-Полем, перевела его роман «Грубиянские годы», опубликованный в 1805 году. Такой был у меня скачок во времени. (Кстати, именно Жан-Полю принадлежит ставшее знаменитым выражение «мировая скорбь» – М.Х.)

– Вы за эти годы полностью вошли в издательский мир России, вас ждут, вас хотят. Как это происходит?
– Я работала с разными издательствами. Но серьезно моя жизнь изменилась к лучшему, когда в 2008 году мне и второму составителю, украинскому переводчику Марку Белорусцу присудили премию Андрея Белого за книгу «Пауль Целан. Стихотворения. Проза. Письма». Был праздник – вручали эту премию, очень почетную. Она состоит из одного рубля, одного яблока и одной бутылки водки. На церемонии ко мне подошла главный редактор петербургского Издательства Ивана Лимбаха и спросила, есть ли какая-то книга, которую я сама хотела бы перевести. И вот с этого момента у меня началась относительно вольготная жизнь, когда я могу что-то предлагать. Но для этого нужно было получить премию…

– И много-много лет работать.
– Да. Начать свою переводческую карьеру с юридических договоров….

– Давайте сделаем еще один скачок во времени – к вашим переводам Дёблина. В дни наших прогулок по Берлину вы использовали слово «Вавилон», причем с некой отрицательной коннотацией… Вавилон же не сразу стал олицетворением зла.
– Я вспоминаю Вавилон не только в отрицательном смысле. Все мы читали Библию, помним Вавилонскую блудницу…

– Одетую в порфиру и багряницу, украшенную золотом, драгоценными камнями и жемчугом. Напоминает любой имперский город.
– Вавилон – это город, как воплощение зла. Но Дёблин любил свой Вавилон, свой Берлин. С другой стороны, он видел эти моменты зла.

– Пытаясь повторить его маршруты, мы фланировали не по городу зла, мы фланировали по тому, что осталось от его Берлина. Где грань между Вавилоном и Метрополисом? Вы ее четко видите?
 – Я ее вижу. Я думаю, зло в большом городе присутствует не как абсолют, а как некая возможность, с которой сталкивается человек: он может попытаться отстраниться от этого зла или поддаться ему. Большой город – это искушение. Но Берлин – это также повод для гордости его жителей. Берлин гордится тем, что именно немецкие археологи раскопали Вавилон, что на Музейном острове стоят ворота Иштар – восьмые ворота стен Вавилона, найденные и восстановленные немцами…

– Берлин был сильно разрушен в годы войны, но ворота Иштар сохранились – как и в Вавилоне… О них напоминают и майоликовые кирпичи, которыми выложены стены старейших станций метро. Что для вас значит Берлин?
– Я очень долго привыкала к этому городу, у меня с ним сложные отношения. Я устала от больших городов и от жизни в Москве; в Германии любила маленькие города. Но Берлин – это город огромных возможностей, город, где сложилось в одну мозаику очень много разнородных элементов, и, кроме того, – это город моих близких друзей, к которым я снова и снова возвращаюсь.

– Что для вас значит проект «Эшколот», связавший Альфреда Дёблина и отношение к городу как к Вавилону, как к Метрополису?
 – Для меня это новый опыт. Учить можно по-разному, можно – очень скучно. А этот проект задуман с любовью и желанием объединить людей, которые в нем участвуют. Надеюсь, мои отношения с ними продолжатся. Для меня очень интересно живое общение с людьми…

– Вам важны реакции, сопереживания. Вы сказали, что каждый раз влюбляетесь в роман, который переводите. И вот мы сидим и говорим о ваших любимых – нынешних и бывших. Еще один роман Дёблина, который вы перевели, назван «Горы моря и гиганты». Почему нет запятой?
– Потому что ее нет и у Дёблина. Дело в том, что в этой книге он много экспериментировал – там есть целые абзацы без запятых или абзацы, каждое предложение в которых состоит из одного слова. Или, к примеру, какие-то фрагменты представляют собой ритмизированную, по сути поэтическую речь, и мне было важно постараться максимально точно передать это по-русски. Мне очень нравится, когда я читаю книгу, и она – как это бывает у Дёблина – непредсказуема в плане развития сюжета или стилистических особенностей.

– В «Горах морях и гигантах» есть элементы фэнтези. Дёблин – фантаст, предвосхищавший будущее? Или – вспоминавший прошлое? Главного героя «Гор морей и гигантов» зовут Мардук – как бога-покровителя Вавилона. В книгах Дёблина на читателя накатывается настоящее, нынешнее, и вдруг Дёблин перескакивает через несколько веков назад или вперед.
– Не думаю, что он фантаст. Сам про себя он писал, что иногда переживает видения. Например, история романа «Горы моря и гиганты» началась с того, что Дёблин, горожанин, после отдыха на Балтийском море вернулся домой и, подымаясь в лифте, нащупал в кармане два камешка, найденные им на пляже. И вдруг ему стало очень больно: он вспомнил о том, насколько хищнически обращается человек с природой. С этой внезапной мысли и началась работа над романом. Дёблин многое предвидел. И его в самом деле заботило будущее.

– В каком году он уехал в Америку? Как дальше сложилась его жизнь?
– Дёблин уехал в 1933 году во Францию, а в 1940-м эмигрировал в Америку, едва не потеряв по дороге жену и младшего сына. И он одним из первых – если говорить о писателях-эмигрантах – вернулся в Берлин в 1946-м.

– Что было после возвращения? В какой части Берлина он оказался?
– Дёблин оказался не в Берлине, а в Баден-Бадене, работал во французской администрации. Основал Академию языка и литературы в Майнце. Но он «не пришелся ко двору» после войны: во-первых, потому что работал на французов, и, во-вторых, потому что принял католическую веру. Тогда в моде был атеизм. Но, когда Дёблин едва не потерял жену и ребенка, когда кидался туда и сюда по всей Франции, искал их, он поклялся, что, если их найдет, примет католицизм. Все они были евреями, но все перешли в католичество. В 1953-м Дёблин уехал во вторую эмиграцию, опять во Францию. В последние годы он был серьезно болен и приезжал лечиться на территорию Германии, во Фрайбург, где когда-то защищал диссертацию; умер он в возрасте семидесяти девяти лет, на территории Германии.
У Дёблина был очень талантливый сын – Вольфганг, математик; он был солдатом французской армии, в 1940-м году попал в окружение и, поскольку он был единственным евреем в этом полку, застрелился, чтобы не попасть в плен. Дёблин узнал об этом только в 1945-м и попросил похоронить его рядом с сыном, в Вогезах, во Франции. Жена Дёблина была на 10 лет младше него, через три месяца после смерти мужа она покончила с собой. Последнюю книгу Дёблина – «Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу» – издали при его жизни только в Восточной Германии.

– Сколько книг Дёблин вообще написал? Вам бы хотелось перевести все его сочинения?
– Я не считала, сколько он написал – десять романов? Десять, но один из них – это трилогия, а еще один состоит из четырех книг. Так что непонятно даже, как их считать. Я не успею все его книги перевести при всем желании, но хотела бы перевести хотя бы «Валленштейна» – это исторический роман 1920 года, и это чистый экспрессионизм. Я очень люблю такие эксперименты с языком.
Дёблин тщательнейшим образом собирал документы для «Валленштейна». Это были годы Первой мировой войны, Дёблин служил военным врачом, но все это время он трудился над своим романом и издал его в 1920-м году. Он писал, что ему хочется часть документов 17-го века просто «пересадить» в роман, как они есть, – частично он так и сделал. Что-то побудило его закончить этот исторический роман фантазией. В «Валленштейне» описывается жизнь австрийского императора Фридриха Второго, известная во всех подробностях по тогдашним документам, но в романе Дёблина император в конце концов бежит из дворца, скитается по стране как нищий, его убивает какой-то сумасшедший, а придворные утаивают факт его исчезновения и подлинные обстоятельства гибели. Такой финал понадобился Дёблину, чтобы показать, что человек может устать от власти, попытаться бежать от нее. По-моему, это потрясающе.

– Каковы сегодняшние отношения переводчиков и издателей? От кого исходит идея издания такой-то книги?
– Я всегда старалась переводить то, что мне нравится. Но перелом в моей переводческой жизни произошел, как я уже упоминала, когда я получила литературную премию Андрея Белого. Именно после вручения этой премии я предложила Издательству Ивана Лимбаха роман Дёблина «Горы моря и гиганты». Книга вышла в 2011 году, получила множество откликов и рецензий. После этого уже много всего было сделано. Издательство Лимбаха ищет переводчиков, с которыми было бы интересно работать, спрашивает у них, что они хотели бы перевести. Не всегда книги, которые я предлагаю, устраивают издательство. Но что-то из того, что я предлагала, все же принималось. В целом можно сказать, что в этом плане мне везло. Бывает, что я сама обращаюсь к другому издательству, если какие-то из «отвергнутых» книг для меня очень важны. Но в типичном случае  отношения издателей и переводчиков складываются так, что издательства сами предлагают переводчикам какую-то книгу.
Переводчики в России живут очень трудно, получают нищенские гонорары и потому, как правило, берутся за любой предложенный им заказ. Я начинала с перевода документов, потому что мне просто нужны были средства на жизнь, – переводила договора, списки товаров, технические инструкции… Никому не известному переводчику никто не предложит перевести роман. Поэтому моей первой настоящей переводческой работой стало исправление книги, плохо переведенной другим переводчиком. Я знала, что мое имя даже не будет упомянуто в выходных данных, но поняла, что это мой единственный шанс, если я хочу переводить художественную литературу. Я сделала эту работу настолько хорошо, что меня взяли в издательство как редактора. Позже, в какой-то момент, редакция журнала «Иностранная литература», для которого я тоже переводила, предложила мне стать у них выпускающим редактором, ответственным за немецкую литературу. Там я и работала много лет, а потом мне захотелось заниматься только переводами.

– Что вы думаете о следующем поколении переводчиков, как они относятся к тексту, к его пониманию? Меня поразило то, что вы рассказали, что для перевода романа «Три прыжка Ван-Луня» вы прочитали всю указанную библиографию, все, что прочитал сам Дёблин, – гигантский объем. Готово ли молодое поколение работать по такой схеме?
– Нет никакой возможности жить, занимаясь только литературными переводами. Ни в России, ни даже в Германии (хотя гонорары немецких переводчиков в несколько раз выше российских). Я видела разных молодых переводчиков, но все они либо подрабатывают преподаванием, либо у них есть еще какой-то источник заработка. Мне кажется, что по этой причине практика художественного перевода в России балансирует на грани гибели, и все, кто занимается переводом, – это какие-то маргиналы (к которым я отношу и себя). В Москве есть молодые люди, которые организовали группу, регулярно встречаются и разбирают тексты на немецком языке. Трое из них уже опубликовали свою первую, совместно переведенную книгу рассказов. Их отношение к переводу – готовность глубоко вникать в текст – меня очень радует, но я, к сожалению, не думаю, что у них будет легкая жизнь.

– Давайте сделаем еще один скачок во времени: недавно вы издали книгу «Средняя Азия в Средние века» – роман Павла Зальцмана. Расскажите, пожалуйста, об этом.
– В 2012 году я услышала, что опубликован роман «Щенки» Павла Зальцмана, писателя и художника, который в 1946-51 годах писал «в стол», без надежды на публикацию. Когда я прочитала роман, он потряс меня: экспрессионистский роман про революцию, увиденную глазами животных. Я рассказала об этом романе своей подруге – немке, переводчице с русского. И она решила перевести этот роман, долго искала издательство, но в итоге «Щенки» все-таки вышли на немецком, два года назад. Моя подруга, когда переводила роман, познакомилась с дочерью Зальцмана, который был наполовину еврей, наполовину немец. Дочь жила, как и он, в Алма-Ате, а сейчас живет в Израиле. И она дала моей подруге еще один роман Зальцмана, последний, чтобы та показала его кому-то, кто мог бы сказать, стоит ли его напечатать. Таким образом я и получила книгу «Средняя Азия в Средние века» – и была очарована ею с первых же страниц. Я поняла, что роман не окончен, что в таком виде он не может быть издан, но очень хотела сделать что-то для его публикации: стала предлагать его в разные издательства, везде получала отказ, хотя имя Зальцмана было уже знаменито благодаря первой книге и книге блокадных стихов. Наконец одно издательство, «Ад Маргинем», согласилось, и я стала делать комментарии (начатые самим автором, но не завершенные). Для меня это совершенно новая область – Средняя Азия. Это была гигантская работа, за которую я смогла взяться только потому, что есть очень много доступных материалов о Средней Азии, документов 19-го – начала 20-го века. Но мне, кроме того, пришлось заказать несколько книг, которые специально для меня были вновь напечатаны, пришлось ехать в Петербург, искать там журналы 1902 года…

– Новый пласт жизни.
– Да. Зять Зальцмана, расшифровавший тексты его романов, помогал мне в этой работе, мы с ним переписывались, и он рассказал, что есть много подготовительных материалов к роману, записей на вырванных из блокнота листках… Я решила, что мне нужно обязательно поехать в Израиль и взглянуть на эти записки. Я никогда раньше не была в Израиле, дочь Зальцмана и ее мужа знала только по переписке. Но я поехала в Израиль, в Кацрин, меня встретили там как родную, выложили все рукописи, все материалы, и я могла разбираться с ними хоть ночь напролет… Умение работать ночью очень пригодилось, потому что в дневное время мои хозяева – а теперь друзья – еще старались показать мне Израиль, мы совершали всякого рода путешествия, включая поездку в Иерусалим.

И вот книга вышла. И это счастье. Мне, как переводчику немецкой литературы, даже во сне не могло привидеться, что я буду издавать роман, написанный на русском языке. И, кроме того, благодаря этой истории началась моя дружба с семьей Зальцмана.

– Потрясающая история, в дёблиновских традициях. До встречи в Израиле!

Маша Хинич. Фото – © Николай Бусыгин
#eshkofest