Текст – © Вадим Малев
Ошеломляюще, другого слово не подберу, прошла постановка “Военного реквиема” Бриттена в Израильской опере. Здесь срослось все: и гениальное произведение Бриттена и сильнейшая постановка Идо Риклина, и, конечно, время, на которое это все легло. Страна, кровоточащая от ран, оплакивающая ежедневно погибших, страдающая о заложниках, находящихся в плену у нелюдей – каждая нота, каждый речитатив находил мгновенный отклик в внутри.
Одно начало едва не заставило разрыдаться: мальчик-актер, стараясь не выжимать лишнюю слезу, очерчивает мелом свою могилу и хор (его класс) приходит его хоронить. Сколько таких случаев мы пережили с 7 октября?
Бриттен готовился к своему “Реквиему” всю жизнь, будучи сам законченным пацифистом. Несмотря на призывной возраст, он отказался идти на фронт и избежал тюрьмы только потому, что к нему благоволила королевская семья. Но вынужден был покинуть родину, и смог вернуться только уже всемирно известным композитором. И все равно не избежал своего клейма дезертира.
Дезертиров не любят, и это совершенно нормально, какими бы высшими материями пацифизма, ты его не объяснял.
Произведение Бриттена считается самым выдающимся протестом против войны. Квинтэссенцией его пацифистского взгляда. По-моему, все это чушь собачья. Чего протестовать против войны, которая уже пришла в твой дом? Ничего не остается, как за него воевать. Ведь не назвал Бриттен свой “Реквием” антивоенным, а назвал “Военным” и посветил своим лучшим друзьям, которые погибли на войне.
Более того, весь этот пацифизм, отказ от службы не предохраняет от войны, а напротив ее приближает. И мы это отлично знаем по нашему израильскому опыту.
Для своего грандиозного “Реквиема” Бриттен задействовал необыкновенно широкий состав исполнителей: большой симфонический оркестр (даже два), два хора – большой смешанный и хор мальчиков и нескольких солистов. В нашей постановке количество солистов удвоили – так нужно было по режиссерскому замыслу.
Что сказать про исполнителей? Все отнеслись к этому проекту, как к делу жизни. Наш превосходный хор превзошел сам себя, а детский, стоявший на втором ярусе пел, как ангелы. Причем это были девочки. Я не люблю девочковый хор за открытую подачу звука, но в данном случае этого удалось избежать. Хор “Моран” звучал не хуже мальчикового. И это меня просто потрясло.
Шестеро мужских солистов (Эрик Грин, Одед Райх, Яир Полищук, Арон Блейк, Питер Уэдд и Энтони Уэбб) были превосходны, две солистки Alla Vasilevitsky и Шакед Струль – им под стать. Все не только великолепно пели, но и превосходно играли, просто неотразима была Алла Васильвицкая в роли Ангела Смерти. От нее было не оторвать глаз.
Для своей монументальной фрески Бриттен использовал, как канонический канон реквиемов, так и стихи английского поэта Уилфрида Оуэна, который тоже был пацифистом и ненавидил войну, однако после вступления его Англии в 1-ю мировую войну попросился на фронт, сражался героически и погиб в 25 лет за неделю до окончания войны.
Человек он был совсем юный и бог знает, как ему страшно было на войне. Стихи у него получились довольно мрачные и депрессивные, сюжет с Авраамом и Ицхаком он изрядно переврал, ну или можно сказать, трактовал слишком по-своему. Но его мрачные, полные отчаянния стихи, отлично легли на тяжелую, подчас трудную для восприятия музыку Бриттена.
Как итог – часть (небольшая) зала ушла не дожив до финала, зато оставшаяся часть устроила продолжительные овации.
Спасибо, опере, за этот непростой вечер, зато по самому гамбургскому счету. Очищение “Реквиемом” состоялось.
Фото Йосси Цвеккера