Верхнее фото — Став Фарба. Слево направо Рут Левин, Ширэль Дашевски, Вира Лозински.
Cайт организации Нигуним Ла-Ад http://www.nigunim-laad.com/
6 июля, четверг, в 20:00 — Мишкенот Шаананим, Иерусалим. Хор Нигуним Ла-ад. Дирижер Ширэль Дашевски, ф-но и ведущий — Хаим Тукачински. При участии Константина Котельникова, тенор.
10 июля, понедельник, в 19:30 — Консерватория Беэр-Шевы. Хор Нигуним Ла-ад. Дирижер Ширэль Дашевски, ф-но и ведущий — Хаим Тукачински.
17 июля, понедельник, в 20:00 — Израильская Консерватория на ул. Штрикер, Тель-Авив. Иерусалимские Дивы: Рут Левин, Ширэль Дашевски, Вира Лозински, Ольга Гринхот, ф-но. Гости концерта: Эяль Шилоах, скрипка, Ури Бренер, ф-но. Ведет концерт Ефим Гельман.
В программе: произведения композиторов Санкт-Петербургской школы: Шломо Розовского, Александра Житомирского, Йосефа Ахрона, Йоеля Энгеля, Лазаря Саминского, Эфраима Шкляра, а также Лейбу Левина и Иоахина Стучевского.
Сообщение о фестивале “Гимн поэту” – прекрасный повод напомнить о том, кто такой Йоэль Энгель. С удовольствием публикуем текст, присланный в редакцию д-ром Давидом Бен Гершоном.
Юлий (Йоэль) Дмитриевич Энгель
«С 1924 года в Палестине работал композитор Йоэль Энгель, приехавший из Советского Союза. Энгель писал театральную музыку и песни (особенно популярными были его песни «Агванийот» (ивр. עגבניות — «Помидоры») и «Нуми, нуми, ялдати» (ивр. נומינומיילדתי — «Спи, спи, доченька»), руководил вокальными и инструментальными коллективами. Энгель скончался в 1927 году…» ВОТ И ВСЕ, что предлагает узнать, русскоязычный информационный (!) сайт: «Нуми, нуми» и «Помидоры».
Энгель был душой еврейского «музыкального национализма», истинный русский интеллигент, сочетавший высочайшую культуру со скромностью и обаянием значительной личности. Энгель был человеком высокой чести, его ценили Рахманинов и другие большие музыканты. Знаменательны слова Энгеля, которые он часто, по свидетельству близких, произносил, имея в виду своё еврейское происхождение: «Надо отдавать долги…».
Сейчас в израильских музыкальных школах не рассказывают ни о нем, ни об Ахроне, Мильнере, Саминском, братьях Крейн, Гнесине и других “музыкальных националистах”, приезжавших в Эрец Исраэль, 20-30х годах прошлого века, молодых, полных сил и творческих планов… Йоэль Энгель, музыкант с европейским именем, душа движения, основоположник профессиональной еврейской музыки, прожил в Эрец Исраэль всего два года… В 20-30х годах прошлого века детские песенки Энгеля разучивали во всех детских садиках ишува. Энгель писал не только детские песни – он и его единомышленники создали множество произведений во всех музыкальных жанрах. Что мы знаем об этом?
Юлий (Йоэль) Дмитриевич Энгель родился в 1868 в небольшом крымском городке Бердянске, вне черты оседлости. Во всем Крыму тогда жило всего несколько сот евреев, в основном ассимилированных. Отец был довольно зажиточным купцом и гитаристом-любителем. Юлию посчастливилось попасть в процентную норму и поступить в местную русскую гимназию. В 1886 Юлий поступает на юридический факультет Харьковского университета. Как это было обычно для среднего класса, Юлия с детства учат музыке. В 1892 г. он оканчивает Харьковское музыкальное училище по классу теории. Энгель серьезно относится к музыке и даже отваживается показать свои сочинения П. И. Чайковскому, оказавшемуся в Харькове в 1893 году. Петр Ильич нашел увиденное достаточно интересным и рекомендовал Энгеля для поступления в Московскую консерваторию. Закончив Харьковский университет, Энгель поступает в консерваторию, где его учителями были С. Танеев (класс полифонии и музыкальной формы), Аренский и М. Ипполитов-Иванов (класс инструментовки и свободного сочинения).
Еще студентом Энгель публикует рецензии, критические очерки и статьи по истории музыки в московских газетах («Русская музыкальная газета», «Музыкальный современник», «Курьер»). После окончания консерватории в 1897 году Энгель выбирает карьеру журналиста. Он становится помощником редактора, а в 1899–1918 гг. редактором музыкального отдела газеты «Русские ведомости», где с 1900 г. регулярно помещает заметки о театре, литературе, образовании. «Русские ведомости» пишет Вайнберг имела уважаемую репутацию ‘профессорской газеты’ — в ней сотрудничали и университетские профессора и звезды журналистики. Несмотря на молодость и журналистскую неопытность Энгель быстро получил признание в художественных и академических кругах Петербурга, Москвы и других центров. Его статьи получают высокую оценку таких авторитетов как Римский-Корсаков, Танеев, Кюи…
В 1947, Яков Вайнберг опубликовал воспоминания1 о своем хорошем друге и коллеге. Он пишет: «Для меня, жителя Москвы, хорошо знакомого с ее ультра-русской атмосферой, много лет превращение Энгеля оставалось загадкой, пока много лет спустя я не встретил его в Тель-Авиве. Во время одного из его визитов в моей студии на улице АхадаГаама я, наконец, задал Энгелю решающий вопрос: “Скажите, пожалуйста, как же это произошло, что вы, обычный русский интеллигент, вдруг повернулись на 180 градусов, став горячим пропагандистом, пионером и представителем еврейской музыки?”
«Энгель улыбнулся. “Видите ли, – сказал он, – как ни странным это может показаться, я в долгу перед русскими, или, вернее, одному русскому. И он рассказал мне о замечательном эпизоде, действительно увлекательный рассказ о том, что же привело к решительному повороту на новый путь в его жизни.
Это была крещенская ночь накануне русской Пасхи, в Москве, когда молодой русский музыкальный критик Энгель встретил своего друга, скульптора Марка Матвеевича Антокольского собиравшегося представить Энгеля знаменитому Владимир Стасов, горячему поборнику русского национального искусства. Когда оба гостя вошли в его номер в гостинице, они обнаружили Стасова в компании известного художника Репина поглощённых любимой темой Стасова о национализме в искусстве. Стасов, настоящий славянин, восхищался и изучал Ветхий Завет, чувствуя глубокую внутреннюю связь между Библией и западной культурой.
После того как Антокольский представил Энгеля, Стасов немедленно атаковал обоих евреев, по поводу их русских имен. “Послушайте, воскликнул он обращаясь к Антокольскому,” Что это за идея назвать себя Марком – римским, латинским именем? Что у вас общего с Марком? Конечно, ничего. Вам что стыдно за своего Мордехая? Я просто не могу это понять. Где ваша национальная гордость? Неужели вы не понимаете величественного библейского великолепия, всего благородства Мордехая? Да, да, вы должны забыть этого Марка и начать гордиться своим древним аристократическим предком – Мордехаем, великим Мордехаем”, в экстазе кричал гигантский Стасов…
Затем Стасов обратился к Энгелю, как к высоко образованному музыканту, призвав его изучать свое собственное, еврейское музыкальное наследие. Он напомнил Энгелю о храмовой музыке левитов, о старинной синагогальной литургии с канторским пением молитв, о народных песнях на идиш, услышанных им в русской деревне. Стасов кричал на Энгеля: “Где ваша национальная гордость музыкой своего народа!”
Вначале недоумевавший Энгель был потрясен. Этот высокий человек с длинной седой бородой походил на истинное олицетворение библейского пророка… Его громовой голос звучал, как голос Исаии, Элияху, или Иеремии. Слова Стасова молнией поразили воображение Энгеля – в нем пробудился еврей. Это был действительно самый важный момент в его жизни, а также большое событие для всего Израиля – в этот памятный вечер родилась профессиональная еврейская музыка (Jewishartmusic)» – пишет Вайнберг.
Этот момент стал поворотным в жизни Энгеля – в благополучном, ассимилированном русском интеллигенте «пробудился» еврей. Спустя два месяца он отправляется в черту оседлости и проводит в местечках все лето, слушая и записывая на восковые валики уникальный музыкальный материал. В Москве он тщательно отсортировал ‘добычу’, гармонизировал и подготовил отобранные мелодии к публикации. Еще два рабочих лета, и в 1900 году Энгель публикует за свой счет первый альбом из десяти песен, с благодарностью отправив Стасову первый экземпляр.
Наиболее важной организацией русского движение за «приобщение евреев к европейской культуре (Хаскала) было «Общество для распространения просвещения между евреями в России» (ОВП), основанное в 1863 году бароном Евзелем Гинцбургом в Санкт-Петербурге. После волны погромов 1881 года, перечеркнувших надежды ассимиляторов, подобные организации стали привлекать еврейскую интеллигенцию, верившую в светские националистические идеалы. В 1882 году Семён Дубнов и Максим Винавер, озабоченные опасностью исчезновения уклада восточно-европейского еврейства, основали Историко-Этнографическую Комиссию, для сбора собственного материала (российские государственные архивы были недоступны для евреев). В 1891 г. при ОВП была создана Историко-этнографическая секция. Результаты многолетней работы, опубликованные в 2-томной «Еврейской Старине» включали и музыкальные материалы. В 1901 году, Шауль Гинзбург и Песах Марек издали в приложении к изданию «Восход» коллекцию “Идишэфолкслидэр ин Русланд” (“Еврейские народные песни в России”) из одиннадцать тематических категорий.
Марек предлагает Юлию Энгелю, влиятельному журналисту и музыкальному критику, редактору музыкального отдела газеты ‘Русские Ведомости’, принять участие в вечере, посвященном о еврейским песням в московском Политехническом музее, в рамках программы лекций о народной музыки, проводимой Императорским Обществом любителей естествознания, антропологии и этнографии. В ноябре 1901 года состоялся первый из серии лекций-концертов Юлия Энгеля о еврейской музыкев московском Политехническом музее, поддержанную музыкальной секцией Императорского общества естествознания, антропологии и этнографии.: «Ещё несколько лет тому назад сомневались, существуют ли вообще у евреев светские песни широко распространённого народного типа и значения… Но еврейская песня действительно существует и представляет крупный самостоятельный интерес как этнографический, так и художественный… Говоря о еврейской музыке, следует различать в ней две области: духовную и светскую. В духовной музыке … мы встречаем напевы, несомненно, древние, которые поются более или менее одинаково почти всеми евреями на земном шаре. Происхождение этих древних напевов теряется во мраке столетий, а может быть, даже тысячелетий. Но главное наше внимание сегодня направлено не на синагогальные напевы, а на светскую музыку евреев. Вы услышите нечто вроде еврейского песенного микрокосма… Те мелодии, которые сегодня будут исполнены на инструментах, записаны лично мною».
Если для ассимилированного московского еврейства эта лекция вряд ли много значила, то для немногих национально-мыслящих, в основном молодых, изучавших музыку студентов, она стала настоящим откровением, даже революцией. Как сообщает Розовский, передача призыв Энгеля получил горячий отклик у студентов Санкт-Петербургской консерватории – в то время единственного высшего учебного заведение «с процентной нормой для неевреев», как шутили тогда 3. И когда спустя несколько месяцев Энгель повторил лекцию-концерт в Санкт-Петербурге, его встретила уже подготовленная и восприимчивая аудитория. Имевшим далеко идущие последствия отзвуком лекции Энгеля были подробные комментарии в русско-еврейском периодическом издании “Восход”, который читала вся интеллигенция.Одновременно в нескольких центрах началась еврейская музыкальная деятельность, которая увенчалась созданием ОЕНМ в Санкт-Петербурге. В 1909 ОЕНМ опубликовало сборник еврейских народных песен собранных и обработанных Энгелем, а 1914 г. он был избран почетным председателем московского отделения ОЕНМ. В 1911–14 гг. он ездил с С. Ан-ским в экспедицию и записывал еврейские песни и мелодии, по следам которой опубликовал сборник песен.2 Важную роль в формировании имиджа и «идеологии» ОЕНМ сыграла многолетняя дискуссия Энгеля и Лазаря Саминского, его усилия по «очищению музыки» от чуждых наслоений, приобретенных за годы скитаний.Полемика Энгеля с Л. Саминским о происхождении и развитии еврейской музыки публиковалась в журнале «Еврейская неделя» (1916).
С началом революции и после закрытия ‘Русских ведомостей’ как «голоса буржуазии» весной 1918 г., Энгеля привлекают к работе в музыкальном отделе Наркомпроса РСФСР, читает лекции на заводах и фабриках, начинает работу над первым советским музыкальным словарем.На совещании в Риге в 1922 году он сказал Розовскому: “Я благословляю русскую революции, потому что большевики закрыли все газеты, и, слава Богу, мне негде работать критиком”. В 1920–22 гг. он работает музыкальным воспитателем в колонии еврейских сирот в Малаховке под Москвой, где он написал свои знаменитые детские песни на идиш и позднее на иврите. Он начинает заниматься композицией с упорством, которого он не знал раньше. Вместе с Е. Вахтанговым и актерами театра «Хабима» он участвует в постановке драмы С. Ан-ского «Диббук», для которой написал музыку (первое представление в Москве, 1922 г.).
С приходом большевиков начался исход русской интеллигенции из России. Большинство членов ОЕНМ все же пытались найти себя в новой жизни и, поначалу казалось, что они нашли подходящий климат для своего, по выражению Вейссера, «космополитического еврейского музыкального национализма»: в новом, социалистическом обществе евреи станут равными среди равных… Суть советской национальной политики сводилась к тому, что национальную музыку должна была оплодотворить революционная марксистская идеология. Но постепенно становилось ясно, что новый курс большевиков в национальном вопросе – от преодоления национальной ограниченности в сторону поощрения национальной гордости – к евреям не относится. Показательна в этом смысле история, а скорее агония Еврейского музея, открытого в 1916 году усилиями Ан-ского на основе материалов добытых этнографическими экспедициями. В этнографический, исторический, музыкальный и художественный отделах музея были выставлены более тысячи экспонатов: восковые валики с записями народных песен, рукописей, старопечатных книг, фотографии старинных синагог, бытовых сцен, утварь, одежда, украшения. В сентябре 1918 года Ан-ский бежал от большевиков в Вильно (где основал историко-этнографический музей и культурную лигу), а в 1920 году перебрался в Варшаву, где заболел и умер. После бегства С.Ан-ского власти опечатали Еврейский музей “ввиду слухов о расхищении вещей”, но вновь открыли в 1923 году. Начался короткий ренессанс. В этот период вместо Санкт-Петербургского, основным институтом еврейской музыки стало Московское отделение, основанное в октябре 1923. Устранение слова “народной” из названия Московского Общества (ОЕМ) не было связано с победой «линии Саминского». Скорее напротив, речь шла об «отречении от прошлого». Задача текущего момента – создание произведений, отражающих современную жизнь еврейского народа. Если раньше большинство произведений были обработками народных мелодий (брошюра ОЕНМ 1914 по-прежнему идентифицировала еврейскую музыку с народной – светской и религиозной музыкой), то к 1926 главным в программе концертов стали оригинальные композиции. В 1927 году удалось организовать этнографическую экспедицию в Житомирской и Хмельницкой областях. К 1928 году музей располагал 1500 фотографиями, 350 фонографическими валиками, 350 книгами, картинами Ю. Пэна, Н.Альтмана, С.Чернова, Л.Тышлера, С. Юдовина (ставшего его хранителем).
В России начиналась волна репрессий. После начала массовых арестов сионистов в 1922 году Давид Шор использовал свои связи и добился для арестованных деятелей замены тюрьмы и ссылки высылкой за границу «без права возвращения в Советский Союз» и лишением гражданства. Розовский и Шкляр уезжают в 1922 году в Ригу,Ахрон— в Берлин.
В 1922 г. после своего творческого вечера в Москве, Энгель покидает Россию и прибывает в Германию, после войны и революции ставшую одним из главных мест для беженцев из Восточной Европы. С помощью друзей Энгель дает несколько своих лекций-концертов в Лейпциге и Берлине, встречается с Ахроном. Они вместе выступают на концертах еврейской музыки в Польше. На концерте в Берлине Энгельвстретчает виолончелиста ИехоахинаСтучевского, ставшего его горячим сторонником. Энгель организует филиал ОЕНМ – Общество для издания еврейской музыки ‘Yuwal’, который действовал в Берлине в 1922-24 годах. В период его редакторства, Yuwal, в основном переиздает публикации ОЕНМ и новые произведения самого Энгеля. Он также помогает в создании сходного издательства Yibneh в Лейпциге.
В 1904 году в Яффе было основано музыкально-просветительское общество «Скрипка Сиона», филиал которого открылся в 1908 году в Иерусалиме. Общество на протяжении трёх лет спонсировало концерты по всей Палестине и поддерживало любительский оркестр из 15 человек в Иерусалиме. Целью, которую оно ставило перед собой, было «привлечение из-за границы музыкантов с международной репутацией и налаживание связей с иностранными музыкальными обществами». Ко времени прибытия в Палестину первых значительных музыкантов из России в новом ишуве уже существовало общество «Скрипка Сиона», созданное в 1904 г.
Пламенный сионист, один из пионеров ОЕНМ АрьеАбилеа (до репатриации – Лев Несвижский) надеялся, что прибытие столь почтенного ученого и музыканта, как Энгель превратит Палестину в важный центр исследований и публикации еврейской музыки. В одном из своих первых писем комитету, организованному для этой цели, Энгель писал: «я не сионист, но я отношусь к национальному элементу вообще, и в человеческом творчестве в частности, как к высшей ценности и это приводит меня ближе к сионизму». В декабре 1924 после многомесячной переписки с М. Гопенко, Энгель принял предложение работы в женской педагогической семинарии «Шуламит» и в 1924, вслед за Ахроном, со всей семьей отправляется в Палестину. Он прибывает в Яффо в ноябре 1924 г., но по приезде заболевает малярией. С Ахроном, проведшим в Палестине 4 месяца и затем приглашенного в США для участия в юбилейном концерте своего учителя Ауэра, им больше увидеться не суждено.
Энгель поселяется в Тель-Авиве. Он с энтузиазмом возобновляет активную работу, в течение нескольких месяцев заканчивая регистрацию издательства Juwal. Хиршберг пишет, что в 20-х годах члены ОЕНМ полностью доминировали на музыкальной сцене Палестины и их концепция стала синонимом еврейской музыки. Их вклад получил престижную поддержку в работе Сабанеева, публикация которой совпала с приездом Энгеля. Праздничную атмосферу прибытия Энгеля еще более усилила эмиграция Розовского в апреле 1925 и ошеломляющий успех концертного тура Ахрона в мае 1924.
Энгель не понаслышке бы знаком с прелестями военного коммунизма, успев поработать в знаменитом «Третьем интернационале» – трудовой колонии для еврейских детей-сирот в подмосковной Малаховке. В отличие от Жаботинского, Энгель не был сионистом, о чем он писал в своих письмах, он был прежде всего — музыкантом. Тем более величественен его подвижничество. Прославленный критик, ученый и композитор, только что написавший музыку к спектаклю вахтанговского спектакля “Габимы” “Диббук” по пьесе Ан-ского, начинает преподавать нотную грамоту, отбивается от отдела образования, пытающегося увеличить нагрузку, руководит хором театра “Огель” (“Шатер”), дает уроки воспитательницам детских садов.
Энгель взялся немного, не мало, за перестройку, а точнее за постройку слухового опыта новой, еще не возникшей нации и повел настоящую войну против того, чтобы ивритские тексты распевались на русские и немецкие мелодии и с азартом отдается сочинению легких для усвоения массовых и особенно детских песен. «Детские песни должны были становиться семейными: вслед за ребенком, разучившим в детском саду новую песню, дома к нему должны присоединиться мать, сестры, братья. Он создает сборник авторских песен (кроме двух народных) для детей “В уголке” на слова Ехиэля Гальперина. Благодаря курсам воспитательниц детских садов, эти песни запели еще до выхода сборника, увидевшего свет уже после смерти Энгеля. Массовые песни для взрослых Энгель пропагандировал в концертных турне по стране хора театра “Огель”. Эти песни имели огромный успех. Как отмечает Хейфец, анализ мелодий этих песен выявляет их “русское” происхождение. Энгель и сам прекрасно понимал, что ему, родившемуся, выросшему и воспитанному в России, отдавшему полжизни работе с песней на идиш, создать новую песню на иврите – задача трудновыполнимая. Кроме того, Энгель, очевидно оказался перед этического дилеммой: «…С одной стороны, новое поколение свободных людей нуждается в новых песнях. А с другой – если бы даже хотели – как забыть бабушку, которая пела тебе в детстве колыбельную, мать, напевавшую веселую песню о бедности и грустную – о несчастной любви, отца с его многозначной хасидской балладой-притчей о пастушке, потерявшем овечку – как предать память отцов, и шире — поколений!?»1 Еще одна дилемма Энгеля была продолжением его многолетней дискуссии с Саминским «о ценности бытовой еврейской мелодии» (в которых также участвовали Шолом-Алейхем и Иегуда-Лейб Каган) относительно самой сущности термина «народный».
Помимо лекций и концертов Энгель преподает на иврите в семинарии «Шуламит», дает частные уроки гармонии и композиции, печатает эссе и рецензии в газетах и журналах («Театронве-омманут», «Давар»), руководит хорами, продолжает записывать и обрабатывать музыкальный фольклор, издает сборник «Ширейамиехудиим» («Еврейские народные песни») в трех томах, пишет музыку к спектаклям. В апреле 1925 г. он становится музыкальным руководителем театра «Охел», социалистического проекта где добровольцы-актеры репетировали по вечерам – после основной работы
Кто-то разобрался в ситуации быстро, кто-то продержался дольше, устав от бесплатных выступлений, равнодушия властей, не найдя работы или средств для издания рукописей и т.п. Шуламит Шалит пишет: «Не все могут быть героями, не все могли селиться на земле, где не было ничего, кроме песка, забросить на первых порах, не зная, придёт ли вторая и когда, – свой талант, страсть своей души, не все считали, что их жизненных сил хватит и на то, чтобы сгорать на знойных ветрах и болеть малярией, осушая болота, и учить иврит, и сочинять музыку, и играть её…» Созданный Давидом Шором институт для распространения музыки в народе быстро захирел. Концерты-лекции, с которыми он связывал большие надежды, вскоре почти прекратились: Шор с горечью писал, что публике «не до концертов серьезной музыки, ей не до искусства вообще». Предпочитали заезжих гастролеров, на выступлениях Вертинского зал буквально ломился. Или довольствовались голливудскими фильмами в дешевых кинотеатрах»
Энгель тоже работал как доброволец — все попытки его друзей убедить комитет по образования платить учительское жалование в 20 фунтов в месяц почтенному, 56-летнему музыканту, перегруженному обучением маленьких детей, оказались безрезультатны. Всегда доброжелательный Энгель выразил свое разочарование в письме своему московскому другу Давид Шору, который готовился к иммиграции: «Продолжайте мечтать, пока вы не оказались на Святой Земле. Здесь придет конец всем мечтам». Несомненно, Энгель был глубоко оскорблен тем, что значительная часть его жалования в школе «Шуламит» постоянно оставалась не выплаченной. Безуспешно его друг Хопенко, организовывавший его приезд, пытался найти средства для оплаты жилья Энгеля. Зарплату в школе «Шуламит», обещанную ему еще в Берлине, задерживали месяцами. Деньги на оплату квартиры собирали друзья.
Как-то возвращаясь с репетиции в театре «Оэль», где он как и другие, работал добровольцем, он попал под дождь, промок, подхватил пневмонию. Квартира не отапливалась, антибиотиков еще не было… Через две недели борьбы с болезнью его сердце не выдержало и 11 февраля 1927 Энгель умирает. Премьера спектакля «Рыбаки» (1927) состоялась в театре «Оэль» уже после его смерти… Ахрон, узнавший о его смерти посвятил памяти Энгеля свою “Элегию” для струнного квартета. Городской совет Тель-Авив принял решение о выплате пенсию вдове Энгеля (урожденная Антонина Хейфец) и переименовал одну из самых красивых городских улиц в его честь.
Кто знает, может если бы городской совет Тель-Авив немного ранее принял бы решение о выплате Энгелю зарплаты — всего лишь то ему было обещано до переезда, он бы смог больше времени уделять творчеству… Может быть он бы не заболел… Кто знает… Несмотря на все усилия Розовского и Стучевского продолжить дело Энгеля, потеря была невосполнима и история профессиональной еврейской музыки стала такой, какой мы ее знаем.
Д-р Давид Бен Гершон – https://www.facebook.com/Nigunim.Laad/
Cайт организации Нигуниим Лаад http://www.nigunim-laad.com/
Фотографии предоставлены автором