Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

 Владимир Мак (интервью любезно предоставлено газетой «Вести»  — опубликовано в приложении «Нон-Стоп» 1 декабря 2016 г.)

30 ноября Израильская опера открыла сезон «Нормой». В главной роли Рачуи Брассенц. Уроженка Армении, воспитанница Ереванской консерватории, она уже десять лет поет в немецких оперных театрах и гастролирует в разных странах. Но главные оперные сцены мира еще не покорены. Певица только начинает восхождение на современный оперный Олимп. И весьма отрадно, что одна из первых ступеней в восхождении – приглашение в Израиль от главного дирижера ИО Даниэля Орена.

Рачуи не только впервые на сцене нашего театра, но и вообще впервые в нашей стране. Наша беседа обо всем: о музыке, о театре, об Израиле…

– Читая Вашу биографию, я сразу обратил внимание на то, что сперва Вы занимались игрой на скрипке, как Ваша великая коллега и соплеменница Зара Долуханова. Насколько это  повлияло на Ваше становление, как певицы и на музыкальное мировоззрение?
– Я росла в семье артистов музыкального театра. В таких семьях было привычно отдавать ребенка “на скрипку”. Семь лет я училась, мучилась, но всегда мечтала петь. Еще маленькой девочкой представляла себя Гоар Гаспарян (легендарная певица  «армянский соловей» – В.М.)  и пела перед зеркалом. Уже потом я поняла, что инструментальное образование развивает слух, музыкальный вкус, чутье на стиль. Без игры на скрипке я не стала бы той, кто я есть.

– Вы учились в Ереванской консерватории у профессора Гаяне Гегамян. Можно немного рассказать о Вашем педагоге? Из какой она школы – русской или итальянской? В раннюю советскую эпоху в кавказских консерваториях оставалось много педагогов вокала из Европы, в основном, из Италии, и вокалисты из Тбилиси, Еревана и Баку принципиально отличались от вокалистов из Москвы и Ленинграда постановкой голоса и культурой пения.
– Гаяне Гегамян училась у профессора Сараджевой, представителя большой и славной музыкальной династии. (Во главе династии – скрипач и дирижер Константин Сараджев. Учился в Европе, в Москве основал кафедру дирижирования и фактически основал советскую московскую школу дирижеров. – В.М. ) А ее педагог – легендарная Айкануш Даниэлян. Ее я, конечно, не застала, но слушала ее записи и воспоминания о ее редком по красоте голосе. Айкануш Даниэлян училась в Петербурге у Натальи Ирецкой, ученицы Полины Виардо.

– Вы сказали, что с детства подражали Гоар Гаспарян. А застали ли Вы ее уже во взрослом возрасте?
– Я еще хотела бы назвать замечательную певицу и педагога Татевик Сазандарян, которая много лет возглавляла вокальную кафедру в Ереванской консерватории. После ее смерти (в 1999 году – В.М.) заведующей кафедры стала Гоар Гаспарян. Конечно, это была уникальная певица. с итальянской школой (Гаспарян родилась в Каире и там же училась у итальянских педагогов – В.М.), и она очень повлияла своей личностью на всю армянскую школу. Я была с ней знакома, но не училась у нее. Вообще, ее излюбленным приемом в процессе обучения была фраза: «Открой рот и пой!»…

– В Вашем репертуаре, в основном, армянская музыка и опера. (Рачуи – одна из лучших исполнительниц замечательной армянской классической и литургической музыки – сочинений Комитаса, Экмаляна и др. – В.М.) Из других жанров – только участие в Реквиеме Верди, что также в традиции оперных артистов. Поете ли Вы другую музыку?
– Еще в Армении я много выступала с оркестром, специализировавшимся на старинной музыке. С ним я пела Баха, Вивальди, Генделя, Перголези и даже выиграла один из конкурсов. Переехав в Германию, я много пела барочную музыку, в том числе с оркестром под управлением знаменитого Филлипа Херревеге.

– А есть ли в Вашем репертуаре камерная и ораториальная музыка? Ведь Вы живете в Германии, где очень высоко ценят эти жанры, интересно Ваше отношение к ораториям и кантатам Баха, Генделя, Моцарта, Гайдна и песням Шуберта, Шумана, Мендельсона…
– Ораториальную музыку я пока пою редко, камерную очень люблю, но еще не бралась за нее. Я – перфекционистка и не могу позволить себе петь песни Шуберта «между делом», я должна уделить этому много времени, которого пока нет.

– В Вашем репертуаре есть оперы Моцарта. Музыку 18 века интерпретируют по-разному: одни музыканты считают, что исполнение надо приблизить к звучанию эпохи написания этой музыки (инструменты, звукоизвлечение, темпы …), другие – за то, чтобы гениальная музыка была всегда современна эпохе исполнения и звучала на более совершенных инструментах, с вибрацией, яркими голосами и т.д. Какая позиция Вам ближе?
– В общем, бесспорно, ближе вторая позиция. На мой взгляд, главное в интерпретации опер Моцарта, привязка не к эпохе написания, а к языку и стилю оперы. У Моцарта есть оперы итальянские и немецкие. «Дон Жуан», «Свадьба Фигаро», Cosi fan tutte не просто поются на итальянском языке, но и музыка тяготеет к итальянской. А «Похищение из сераля» и «Волшебная флейта» поются по-немецки и это – совершенно другая музыка, значительно более сложная вокально.

– Однако, партия царицы ночи в «Волшебной флейте» – одно из главных Ваших достижений.
– «Царица ночи» – одна из самых трудных партий в оперном репертуаре, требующая необычайной техники и чистоты исполнения. Некоторым, очень немногим певицам, она дается естественно. Эталонной «царицей ночи» для меня является Эдда Мозер (Великая немецкая певица, вершиной карьеры которой считается исполнение царицы ночи в Метрополитене и запись 1972 года на лейбле Electrola. – В.М.). У меня каждое исполнение было связано с невероятным нервным и физическим напряжением – я не могу позволить себе ни одной неправильной ноты и недостаточно высокого темпа. Два сезона я пела «Волшебную флейту» в Нюрнберге (Рачуи – постоянная солистка Нюрнбергской оперы. – В.М.) и один сезон в Бордо, после чего рассталась с этой партией. Думаю, навсегда, поскольку она отнимала у меня очень много здоровья.

– Ваш главный репертуар – итальянская романтическая опера. Ваши главные партии исполняли величайшие певицы в истории музыки. Есть ли среди них Ваши кумиры? Чьи записи Вы слушаете, готовясь играть и петь Леонору, Виолетту, Мими..?
– Я же изначально скрипачка – поэтому сначала я учу партию наизусть и никого и ничего не слушаю. Потом, когда уже шлифую партию, я могу послушать некоторые записи. Первая моя любимая Виолетта – Анджела Георгиу в записи под управлением Шолти. Я буквально влюбилась в ее голос. А в этом сезоне мне предстоит петь с Анджелой Георгиу в смену в «Адриенне Лекуврер» в Лондоне, в «Ковент-гарден»… Но, если говорить о кумирах, то он у меня один, вернее, одна. Я многих слушаю, но часами, бесконечно, могу слушать только Марию Каллас. Причем абсолютно все ее записи, включая те, которые считаются неудачными. Ее голос – сама музыка. Кроме нее в опере нет примадонн…

– Кого из Ваших партнеров вы хотели бы выделить?
– Я еще почти не пела на знаменитых сценах. В основном, моя работа проходит в Германии (где практически в каждом городе есть достойный оперный театр – В.М.): Гельзенкирхен, Дармштадт, Кассель, Аугсбург, Нюрнберг. В этих театрах великолепные труппы и великолепные, может быть, не столь известные в мире, солисты. Отмечу русского баритона Николая Мясоедова, замечательного артиста, ученика великого Павла Лисициана…

– …родственника Зары Долухановой, с которой мы начали нашу беседу. А с кем из дирижеров Вам пришлось поработать?
– Среди них также пока еще нет громких имен, но много достойных музыкантов: Йоханнес Вильбнер, Марк Тардю, Александр Шелли. В прошлом году меня пригласил в «Ковент-гарден» в дублирующий состав «Нормы» Антонио Папано.

– Последние годы некоторые представители прессы и «околооперной публики» считают, что оперу ставит режиссер. А дирижер «лишь дирижирует оркестром». Порой даже в афише или в анонсах по радио и телевидению имя дирижера называют в конце или не называют вовсе. Что Вы скажете об этом и о соотношении ролей дирижера и режиссера в постановке оперы?
– Мы живем в эпоху режиссерской оперы, которая часто изобилует чудовищными глупостями и нелепостями. Часто режиссеры ничего не понимают в музыке, но, холрошо, что еще есть дирижеры, которые способны им указывать, как можно ставить и как нельзя. Режиссер, понимающий в музыке – большая редкость. Мне довелось в 2012 году петь в «Травиате», которую ставил Петер Конвичный – это было наслаждение.

– Еще бы, ведь Петер – сын Франца Конвичного, знаменитого дирижера! А Вы уделяете  особое внимание актерскому мастерству? У многих даже больших оперных артистов это мастерство хромает. А некоторые – Шаляпин, Вишневская, Доминго… – настоящие, иногда даже гениальные артисты.
– Петь Норму и не играть невозможно. Надо быть и актрисой и певицей и обладать еще многими качествами… Я всю жизнь не только работаю  над голосом, но и занимаюсь театральным искусством.

– Вы поете в Израильской опере Норму. Что для вас значит эта партия?
– Одна из самых любимых. Моя первая Норма – в моем первом театре в Германии, в Гельзенкирхене. Нормой я дебютировала в 2009 году в Нюрнберге и в прошлом году в Лондоне. Правда там мне довелось петь только на генеральной репетиции…

– Но именно после этого Вас пригласил уже в первый состав наш главный дирижер Даниэль Орен! Это Ваша первая встреча с ним?
– Да, хотя я много слышала о нем от коллег, слышала записи и давно мечтала поработать с маэстро Ореном.

– В Израиле мечты сбываются. Это ваш первый визит к нам. С каким чувством вы приехали в единственное в мире еврейское государство и посетите ли Вы Иерусалим – родину христианства, город, в котором более 17 веков существует Армянский квартал.
– Я – верующая христианка и всегда мечтала посетить Святую землю. Буквально за два дня до поступившего приглашения в Израильскую оперу я вдруг задумалась – почему я до сих  не была в стране моего господа? И вот – настоящее чудо – меня приглашают в Израиль! Пока мне здесь очень нравится. Очень хорошие люди, многие похожи на армян…

 

Сайт Рачи Брассенц – hrachuhibassenz.com

Сайт Израильской Оперы – israel-opera

 Фотографии из опера “Норма”  – Йосси Цвекер. Предоставлены пресс-отделом Израильской оперы