Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Заглавне фото – Тамир Шмерлинг.  Фото – © Роман Янушевский

Контрабас – инструмент странный. В симфонической музыке группа контрабасов сидит в глубине оркестра и несведущему слушателю не очень понятно, что без нее оркестр просто не будет звучать. Солирует контрабас крайне редко, к переложениям скрипичных и виолончельных опусов для контрабаса музыканты и изощренные меломаны относятся снисходительно и иронично, все время вспоминая один и тот же анекдот, как два контрабасиста серьезно обсуждают свою главную партию в первой части 40-й симфонии Моцарта, обращая внимание, что в этот момент очень симпатична побочная партия скрипок.

В камерных ансамблях контрабас почти отсутствует (навскидку вспоминается лишь «Форелленквинтет» Шуберта), в истории музыки есть великий контрабасист Кусевицкий, да и тот, получив от тестя деньги на симфонический оркестр, стал великим дирижером и про свою первую специальность забыл.

В джазе, роке, эстрадной музыке (еще не так давно все это было едино) бас поначалу играл роль также внешне незаметную, но абсолютно незаменимую. Вернее, не сам бас, но его единство с ударными.  Устойчивый союз контрабасиста и барабанщика обеспечивал успех любому бенду, большому или малому, хотя сливки, как правило, снимали яркие солисты – вокалисты, духовики и пианисты. С уменьшением бенда роль ритм-секции (так зовется этот союз) стала более заметна и слушателям, хотя большинство из них до сих пор не понимает, что ансамбль звучит хорошо именно тогда, когда ритм-секция играет, как единый классный инструмент. Барабанщик еще более заметен – у него, как правило, есть яркое соло, где он жонглирует палочками, извлекает экзотические звуки, демонстрирует чудеса координации, басист же, солируя, редко увлекает публику. Особенно, если это контрабасист. Бас-гитара, появившаяся с развитием рока, стала заметнее – она громче, звук ярче, палитра богаче – а контрабас остался прежним.

Но вот, что удивительно: в каждой джазовой эпохе на десятки знаменитых саксофонистов, трубачей и пианистов приходится один – два контрабасиста, которых буквально рвут на части все эти знаменитости. Смотришь на дискографию Рэя Брауна, Чарли Мингуса, Перси Хита, Рона Картера – у каждого сотни записей со всеми лучшими музыкантами. Понимание ценности басовой специальности постепенно приходит к публике и в разных странах, в том числе и в Израиле. Причем в Израиле  одновременно появилось несколько первоклассных басистов – возможно, с появлением на международной джазовой арене первого израильтянина, признанного в Америке – Авишая Коэна, ставшего самой яркой звездой ансамбля Чика Кория на фестивале в Эйлате в 1999 году. А может, просто совпадение, может так расположились джазовые звезды, но спустя некоторое время увлекся джазом юноша, сегодня входящий в мировую джазовую басовую элиту. Его зовут Тамир Шмерлинг,  и он мой сегодняшний собеседник. Тамир  родился 31 год назад в Уфе, в семье не музыкантов, но меломанов, в три года переехал из Уфы в Ашкелон и еще через два года стал заниматься музыкой. Не нарушая еврейскую традицию – на скрипке.

– 10 лет я занимался игрой на скрипке, с удовольствием, но не собираясь становиться профессионалом.

– Наверное, надо сказать спасибо папе, меломану и музыканту-любителю.
– Папе еще и большое спасибо за то, что в 2000 году привел меня на концерт Херби Хэнкока, с которого и началось мое увлечение джазом. В ансамбле Хэнкока тогда играла на барабанах Терри Линн Каррингтон и на саксофоне Эли Диджибри. У Терри Линн я впоследствии учился в Беркли, а потом четыре года играл в ее ансамбле, в квартете Диджибри я играю сейчас… Следующее событие, приведшее меня к джазу, было в 14 лет – друг мне дал послушать запись Жако Пасториуса, и уже в 16 лет я стал играть на бас-гитаре.

– Скрипку и классику ты тогда не забросил?
– Нет, конечно. Я вообще считаю, что джаз – это продолжение классической музыки. То есть это современная классическая музыка. Джазмены сегодня ближе к академическим музыкантам 19 века, чем современные академические исполнители и композиторы. К сожалению, не вся публика это понимает, поэтому часто для любителей популярной музыки джаз сложен, а многим поклонникам  «классики» джаз кажется искусством более низкого уровня…

– В результате даже на самых потрясающих джазовых концертах редко бывают аншлаги.
– Зато на эти концерты приходят настоящие любители музыки.

– Тамир, а когда ты от любви к джазу перешел к исполнению джаза?
– В армии. Я получил перед мобилизацией звание «отличного музыканта», как бас-гитарист, и попал в армейский оркестр, где меня и убедили заняться джазом. Уже через год, еще в армии, я поступил в музыкальный колледж «Римон», которую закончил в 2008 году. Там  я учился, как бас-гитарист, но параллельно, частно, занимался контрабасом с Эли Магеном.

– Трудно найти более подходящего педагога для ученика, считающего джаз классической музыкой.
– Да, Эли – один из первых в Израиле джазовых контрабасистов, в то же время он постоянно работал в оркестре Израильской филармонии, играя с лучшими дирижерами и солистами в одном из лучших в мире оркестров.

– А у кого ты учился в «Римоне»?
– Там я учился не игре на инструменте, но музыке: у Илана Мохиаха, Ави Лейбовича, Мамело Гаэтанопулоса…

– Мамело – уникальный музыкант. Я не вспомню второго, в равной степени виртуоза на саксофоне и трубе.
– И потрясающий бэнд-лидер и педагог.

– А как происходит переезд студента «Римона» в Америку?
– У «Римона» есть постоянный договор с одним из ведущих джазовых учебных заведений в мире, Berklee College of Music в Бостоне. Лучшим студентам «Римон» дает стипендию для обучения в Беркли, я попал в их число и в 2009 году оказался в Бостоне.

– Как относятся в американской джазовой школе к истории всей музыки и к преподаванию общеобразовательных музыкальных дисциплин? Если почитать воспоминания великих американских джазменов, они этому не учились?
– Учились, но частным образом, это слышно в их музыке. Это в эпоху бопа. Позже, Майлз Дэвис уже учился в «Джульярде»…

– … утверждая впоследствии, что ничему там не научился, хотя через 10 страниц пишет, что увлекался Равелем… Где же он его изучал?
– Понятно, где. В Беркли нам преподавали историю музыки. Что касается сольфеджио, я уже был отлично подготовлен после 10 лет занятий скрипкой в консерватории Ашкелона.

– Ну, а джаз кто преподавал?
– Контрабас –Джон Локвуд, басист группы Fringe и партнер многих великих – Гиллеспи, Фармера, Гетца.., бас-гитару – постоянный партнер Пакито Де Риверы Оскар Станьяро. Среди учителей музыки – Халл Крук и Ральф Петерсон Джуниор. Первый – блистательный тромбонист, второй – барабанщик и трубач, но более всего они известны, как большие педагоги. Терри Линн Каррингтон я уже назвал. В Беркли я учился 2 года, после окончания живу в Нью-Йорке и все время играю джаз, на контрабасе  и бас-гитаре. Четыре года я постоянно работал с Терри Линн, уже два года выступаю в квартете с Эли Диджибри, пианистом Томом Ореном и барабанщиком Эвиатаром Сливником. После большого тура по Европе прилетел на один концерт в Израиль, в зале «ELMA», в Зихрон-Якове.

– Наверное, ты не ограничиваешься только квартетом Диджибри?
– В Нью-Йорке надо все время играть. Я играю, примерно, пять из семи дней в неделю. Это могут быть участие в концертах и записях, на которые приглашают меня, выступления в моих постоянных составах, джем-сешнс.

– А какие у  тебя постоянные составы, кроме квартета с Эли?
– Трио пианиста Майкла Кинга, мое трио, где также Майкл Кинг и барабанщик Диего Рамирес.

– По-прежнему ты совмещаешь контрабас и бас-гитару?
– Да, джаз играю на контрабасе, фьюжн на бас-гитаре.

– Но среди твоих кумиров, наверное, не только басисты. Если бы у тебя был рабочий кабинет или студия, и на стенах было бы место для портретов, чьи бы портреты ты повесил?
– Если студия будет большая, то портретов будет много. Но если выбрать минимум, я оставлю пять: Арт Тэйтум, Бад Пауэлл, Стиви Вандер, Хэрби Хэнкок и Джако Пасториус.

– Четыре пианиста и всего один басист.
– Главная функция басиста – слушать своих партнеров и поддерживать их своей игрой. Басист должен солировать очень редко, как это делали лучшие в мире мои коллеги.

– Тамир, ты часто играешь в Израиле?
– Несколько лет назад был на фестивале в Эйлате. В ближайших планах приглашений в Израиль нет, если будут – с удовольствием откликнусь. Ведь здесь мой дом.

Интервью взял Владимир Мак. Фото – © Роман Янушевский (предоставлено автором)