#ТочказренияП. Кепка

By Maska

Posted on 24.05.2020

Кепка

Год был давний, такой давний, что коммунизм еще не построили, но кумача на лозунги истратили уже в космических масштабах. П. была определена в школу, в первый класс престижного московского заведения с «углубленным изучением ряда предметов на английском языке». Ростом тогда П. была невеликого, где-то метр, причем таки с кепкой. Кепку – коричневого велюра, с золотой кнопочкой над козырьком, из мягкой ткани в рубчик, отливающей запретными оттенками западного мира, подарил П. зарубежный коллега отца. Кепку П. натягивала по выходу из подъезда, придерживала ее, вклиниваясь в утреннюю троллейбусную давку, проезжала 5 остановок до школы, доходила до ворот в мир знаний, пересекала сначала старый сад, затем школьный асфальтированный плац для линеек, без намека на пятно травы, поднималась на этаж первоклашек и, при входе в 1-А класс, кепку запихивала в ранец. Заграничный велюр вызывал такую ненависть учительницы, что П. инстинктивно берегла кепку, себя и ее – Людмилу Васильевну – от желудочных колик. Учительница, как и полагалась в те докоммунистические времена, звалась Людмилой Васильевной. Лет ей было где-то тыща, то есть не больше сорока. Одета она была всегда в пиджак с подложными ватными плечами, под ним – светлая или темная – в зависимости от сезона – блузка с острыми кончиками воротничка. Серая юбка-джерси. На голове – пучок, увенчанный шиньоном с парой торчащих крупных шпилек. Людмила Васильевна была образцовой учительницей и образцовым продуктом советской власти. Несчастной, по сути, женщиной, но осознание этого пришло к П. куда позже. П. Людмила Васильевна не то, чтобы открыто ненавидела, но предпочитала не замечать, что было несложно, учитывая малость роста. Крышка парты и спины одноклассниц надежно закрывали П., но изредка Людмила Васильевна давала выход переполнявшим ее парам педагогического рвения, и вызывала П. к доске. Нет, не для того, чтобы проверить домашнее задание, глубину знаний и прочность знакомства с миром школьных первоклассных премудростей, а чтобы заставить П. вытереть верхние строчки на школьной доске, до которых П. не могла достать тряпкой, даже отчаянно подпрыгивая.

А затем настал весенний день. Комиссия из таких же Людмил Васильевнен, представительниц какого-то подотдела какого-то отдела какого-то высочайшего комитета, пришла в школу проверить, научили ли первоклассников читать. П. читать умела, давно освоив нижние (куда доставала) полки домашнего книжного шкафа. Любила очень «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, «Декамерона» Бокаччо и Катаева, собрание сочинений которого в серых переплетах, пронумерованных цифрами в ярко-синих овалах, также стояло на нижней полке. Так что когда объявили, что класс перед комиссией будет читать по абзацу из сказки «Цветик-семицветик» Катаева, П. обрадовалась. «Цветик-семицветик» она до этого дня не читала, но прозу Катаева любила.

Дьявольский же расчёт Людмилы Васильевны заключался в том, что П. она пересадила в тот день за другую парту – так, что когда до этой парты, то есть до П., дошла очередь читать строчки из доброй-предоброй сказки, то этот момент как раз выпадал на абзац (по одному на первоклассника), в котором художник, оформлявший иллюстрированное издание «Цветика-семицветика», превратил буддистское заклинание девочки Жени, ее просьбу небесам, в плотно закрученную спираль из букв без пробелов между словами. Спираль заканчивалась восклицательным знаком и выстреливала в небеса голубым бантиком. П. закусила губу, выдохнула, вдохнула и прочитала свой абзац громко, хотя и с парой заминок. Людмила Васильевна побагровела, шиньон накренился. Людмилы Васильевны из комиссии были заняты собой и ничего не заметили. Любимая учительница первоклассников не разговаривала с П. до конца года и больше не вызывала ее вытирать доску. П. приходила в своей кепке с золотой кнопочкой прямо в класс и не снимала ее, несмотря на теплую, прекрасную погоду давней московской весны. Коммунизм в том году так и не пришел.